87 
* * *
- Как будто страшной песенки
- Веселенький припев —
- Идет по шаткой лесенке,
- Разлуку одолев,
- Не я к нему, а он ко мне —
- И голуби в окне…
- И двор в плюще, ты в плаще
- По слову моему.
- Не он ко мне, а я к нему —
- Во тьму,
- во тьму,
- во тьму…
Ахматова ответила, завязалась переписка, и в августе 1943 года Пунин на несколько дней приехал в Ташкент. Можно предположить, что он хотел наладить прежние отношения, но Анна Андреевна как заведенная твердила, что дала слово Гаршину. Может, и обошлось бы, но, вернувшись в Самарканд, Николай Николаевич застал семейство в панике и горе: Анна Евгеньевна была смертельно больна, а ведь, уезжая, Николай Николаевич оставил жену в добром здравии… Скоропостижная эта смерть вновь развела их: у Пунина – осиротевшие девочки, дочь и внучка, а у Ахматовой – придуманный ею Гаршин.
* * *
В. Г<аршину>
- Глаз не свожу с горизонта,
- Где метели пляшут чардаш…
- Между нами, друг мой, три фронта:
- Наш и вражеский и снова наш.
- Я боялась такой разлуки
- Больше смерти, пожара, тюрьмы.
- Я молилась, чтоб смертной муки
- Удостоились вместе мы.
ЭТО РЫСЬИ ГЛАЗА ТВОИ, АЗИЯ
Охотник с беркутом. С.А. Чуйков. 1937 г. Холст, масло
* * *
- Это рысьи глаза твои, Азия,
- Что-то высмотрели во мне,
- Что-то выдразнили подспудное
- И рожденное тишиной,
- И томительное, и трудное,
- Как полдневный термезский зной.
- Словно вся прапамять в сознание
- Раскаленной лавой текла,
- Словно я свои же рыдания
- Из чужих ладоней пила.
ТРИ ОСЕНИ
- Мне летние просто невнятны улыбки,
- И тайны в зиме не найду,
- Но я наблюдала почти без ошибки
- Три осени в каждом году.
- И первая – праздничный беспорядок
- Вчерашнему лету назло,
- И листья летят, словно клочья тетрадок,
- И запах дымка так ладанно-сладок,
- Все влажно, пестро и светло.
- И первыми в танец вступают березы,
- Накинув сквозной убор,
- Стряхнув второпях мимолетные слезы
- На соседку через забор.
- Но эта бывает – чуть начата повесть.
- Секунда, минута – и вот
- Приходит вторая, бесстрастна, как совесть,
- Мрачна, как воздушный налет.
- Все кажутся сразу бледнее и старше,
- Разграблен летний уют,
- И труб золотых отдаленные марши
- В пахучем тумане плывут…
- И в волнах холодных его фимиама
- Закрыта высокая твердь,
- Но ветер рванул, распахнулось – и прямо
- Всем стало понятно: кончается драма,
- И это не третья осень, а смерть.
INTERIEUR
- Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни
- На краешке окна, и духота кругом,
- Когда закрыта дверь, и заколдован дом
- Воздушной веткой голубых глициний,
- И в чашке глиняной холодная вода,
- И полотенца снег, и свечка восковая
- Горит, как в детстве, мотыльков сзывая,
- Грохочет тишина, моих не слыша слов, —
- Тогда из черноты рембрандтовских углов
- Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
- Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже…
- Здесь одиночество меня поймало в сети.
- Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,
- И в зеркале двойник не хочет мне помочь.
- Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.
* * *
- De profundis[45]… Мое поколенье
- Мало меду вкусило. И вот
- Только ветер гудит в отдаленье,
- Только память о мертвых поет.
- Наше было не кончено дело,
- Наши были часы сочтены,
- До желанного водораздела,
- До вершины великой весны,
- До неистового цветенья
- Оставалось лишь раз вздохнуть…
- Две войны, мое поколенье,
- Освещали твой страшный путь.
Рисунок Вл.П. Муравьева. Иллюстрация к книге Айбека «Детство»
* * *
- Теперь я всех благодарю,
- Рахмат и хайер говорю
- И вам машу платком.
- Рахмат, Айбек, рахмат, Чусти,
- Рахмат, Тошкент, – прости, прости,
- Мой тихий древний дом.
- Рахмат и звездам и цветам,
- И маленьким баранчукам
- У чернокосых матерей
- На молодых руках…
- Я восемьсот волшебных дней
- Под синей чашею твоей,
- Ляпислазурной чашей
- Тобой дышала, жгучий сад…
87 
