118 
У него не хватало духу высказать свои подозрения Чезаре. Да, он боялся собственного сына.
Стоит тому догадаться, о чем думает отец, и он может совершить что-нибудь безрассудное. Чезаре пока незачем знать… если это правда. Но это чудовищное подозрение и не должно быть правдой.
Он возблагодарил Господа, что Чезаре настолько поглощен своими делами, что не может столь внимательно приглядываться к окружающим, как его отец. Чезаре мечтал о том, как перестанет служить церкви и женится на Шарлотте Неаполитанской, даже когда перед ним стояла Лукреция, и не заметил, насколько изменилась сестра. Могли ли месяцы спокойной жизни, проведенные ею в Сан Систо, вызвать в ней такую перемену? Не только они.
Но он должен проявлять осторожность. Он не должен забывать о своих приступах слабости. Ему сейчас никак нельзя заболеть, потому что если его подозрения подтвердятся, ему понадобятся все его силы и ум, чтобы справиться с этим.
Он должен подождать. Он должен вернуть себе прежнее самообладание. Он должен напомнить самому себе, что он — Александр, который всегда выходил победителем, Александр, умевший любое свое поражение превращать в победу.
Наконец он принял решение и отправился к дочери.
Лукреция лежала на кровати, Пантисилея сидела возле нее. На щеках Лукреции блестели слезы, при виде которых сердце Александра наполнилось нежностью.
— Оставь нас, милая, — велел папа; глаза девушки выражали страх и одновременно восхищение. Казалось, они молят его о сочувствии, нежности, покровительстве и понимании, просят спасти любимую госпожу.
— Отец! — Лукреция хотела подняться, но Александр положил руку на плечо дочери и мягко удержал девушку.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, девочка моя? — спросил он.
Она с мольбой смотрела на него, но не могла вымолвить ни слова.
— Ты должна сказать, — нежно сказал он. — Только если ты скажешь, я смогу тебе помочь.
— Я боюсь, отец.
— Боишься меня? Разве я не был добр к тебе?
— Ты всегда был самым добрым в мире отцом.
Он взял ее за руку и поцеловал ее.
— Кто он?
Она широко раскрыла глаза и упала на подушки.
— Ты не доверяешь мне, детка?
Неожиданно она вскочила и бросилась в его объятия; она отчаянно зарыдала; никогда прежде не видел он, чтобы его спокойная Лукреция так волновалась.
— Моя ненаглядная, любимая моя, — тихонько говорил папа, — не бойся сказать мне правду. Ты можешь рассказать мне все. Я не стану ругать тебя, — что бы ты ни сказала. Разве ты не дороже всех на свете для меня? Разве сделать тебя счастливой — это не то, к чему я постоянно стремлюсь?
— Я молюсь за тебя всем святым, — всхлипнула Лукреция.
— Так ты не скажешь мне? Тогда скажу тебе я. У тебя будет ребенок. Когда?
— В марте.
Папа был изумлен.
— Значит, осталось два месяца. Так мало! Я бы никогда не поверил.
— Пантисилея вела себя так умно… о, как она утешала меня! Благодарю тебя за нее, отец. Я не могла бы найти себе лучшую подругу. Я всегда буду любить ее, всю жизнь.
— Она очень милое создание, — сказал Александр. — Очень рад, что она помогала тебе. Но скажи, кто отец ребенка?
— Я люблю его. Ты позволишь нам пожениться?
— Трудно тебе хоть в чем-то отказать.
— О отец, дорогой мой отец, мне надо было раньше прийти к тебе. Какой я была дурочкой! Я боялась. Когда я жила без тебя, то видела тебя не таким, какой ты есть. Я представляла тебя могущественным папой, который озабочен поисками выгодного жениха для своей дочери. Я позабыла, что наш святой отец — в первую очередь наш родной отец.
— Теперь мы снова вместе. Имя этого человека?
— Он твой камердинер Педро Кальдес. Он встряхнул плачущую девушку.
— Педро Кальдес, — повторил он. — Красивый малый. Один из моих любимых камердинеров. Конечно, он навещал тебя в монастыре.
— Это случилось, когда он принес мне весть о смерти Джованни, отец, я была так несчастна. Он утешил меня.
Папа гневно смотрел на дочь; лицо исказили ярость и страдание. Мой любимый сын убит, думал он, моя дочь ждет ребенка от слуги!
Но когда Лукреция посмотрела на отца, его лицо уже приняло свое обычное выражение нежности и добродушия.
— Дорогая моя девочка, — сказал он, — признаюсь, я удивлен.
Она схватила руки отца и покрыла их поцелуями. Как умоляюще смотрела она на отца, испытывая восхищение и страх. Она напомнила ему свою мать в период разгара их страсти.
— Отец, ты поможешь мне?
— Неужели ты сомневаешься хоть на мгновение? Стыдись, Лукреция! Но ты должна вести себя осторожно. Ты получила развод на том основании, что твой муж — импотент, а ты — девственница. — Несмотря на всю трагичность ситуации и ужас папы, он не смог удержаться от улыбки. Такое положение при иных обстоятельствах показалось бы невероятно забавным.
118 
