44 
Он стал читать дальше:
— Если я и выходил вечером, отец мой, то только вместе со своим тестем, Энрико Энрике и друзьями Его Величества. Здесь принято перед сном прогуливаться по Барселоне.
Потом Александр стал расхаживать по комнате, говоря о Джованни, повторяя, что он знал — дети никогда не подведут его; но Лукреция видела его тревогу. И когда пришло очередное письмо, она испугалась, что в нем снова окажутся тревожные вести о брате.
Когда она увидела отца, то поняла, что опасалась напрасно; он обнял дочь и горячо поцеловал.
— Любимая моя дочь, — воскликнул папа, — в письме счастливая новость. Мы сегодня же вечером отпразднуем это событие, устроив банкет. Послушай, что я скажу тебе: твой брат скоро станет отцом. Что ты на это скажешь, Лукреция? Что теперь скажешь?
Она обвила руками шею отца:
— О, я так счастлива! Мне кажется, я просто не могу словами выразить свою радость.
— Я знал, что ты порадуешься за брата. Дай мне посмотреть на тебя. О, как сияют твои глаза! Как ты прекрасна, дочь моя! Я был уверен, что новость приведет тебя в восторг, именно поэтому я тебе первой рассказал о ней. Никому не говорил до тебя.
— Я очень рада за Джованни, — сказала Лукреция. — Представляю, как он радуется; рада и за ваше святейшество, потому что уверена, что вы чувствуете себя даже счастливее, чем Джованни.
— Так значит, моя маленькая дочка глубоко любит своего отца?
— Как же может быть иначе? — ответила девушка, словно удивляясь тому, что он спрашивает.
— Я полюбил тебя с первого дня, когда взял тебя на руки, малютку с красным личиком, с тех пор я всем сердцем люблю тебя. Моя Лукреция! Моя малышка, которая никогда не огорчала меня!
Она поцеловала его руку.
— Это так, отец, ты ведь хорошо знаешь меня.
Он обнял ее за плечи и повел к креслу.
— Теперь мы посмотрим, — произнес он, — как весь Рим будет радоваться этой новости. Ты и Джулия должны вместе подумать своими очаровательными головками, как устроить банкет, который превзошел бы все предыдущие.
Лукреция, возвращаясь к себе в комнату, улыбалась. Она очень удивилась, увидев там своего мужа.
— Ваша светлость? — обратилась она к нему. Он рассмеялся.
— Странно видеть меня здесь, я понимаю, — с усмешкой ответил он. — Но нечего удивляться, Лукреция, ведь ты моя жена.
Неожиданно ее охватил страх. Она никогда не видела Сфорца таким. В его глазах таилось что-то непонятное. Она ждала, полная тревоги.
— Ты была у его святейшества? — спросил он.
— Да.
— Я так и полагал. Твой сияющий вид говорит мне, да и сам я знаю, какие у вас с отцом отношения.
— С отцом?
— Весь Рим говорит, что он обожает тебя.
— Весь Рим знает, что он мой отец. Сфорца улыбнулся, но улыбка была немного отталкивающей; у Сфорца все было «немного».
— Весь Рим знает, что он твой отец, и именно потому эта привязанность… это чувство обожания… так странно, — возразил он.
Лукреция смотрела на него выжидающе, но он повернулся и направился к двери.
Чезаре приехал во дворец Санта Мария в Портико. Он находился в странном настроении, и Лукреция не могла понять, что кроется под этим. Он гневается? Скорее всего.
Джованни скоро должен стать законным отцом, а это как раз то, чего ему, говорит себе Чезаре, никогда не испытать. Как печально, размышляет Лукреция, что радость Александра по поводу беременности жены Джованни только подчеркивает участь Чезаре безропотно нести свой крест.
Она знала, что никогда не забудет, как молил Чезаре Мадонну избавить его от служения церкви; она знала, что и теперь его переполняет это желание, как и тогда, когда он молился. И вот теперь ее мучил вопрос, что означает выражение его сверкающих глаз и поджатые губы.
До нее доходили слухи о его жизни в университетах. Говорили, что никакой, даже самый низкий поступок не казался Чезаре грехом, если он хотел получить удовольствие, иногда в порядке эксперимента. Говорили, что деньги отца и его влияние позволили юнцу составить свой собственный небольшой двор и что он правил придворными, словно монарх-деспот: достаточно оказывалось одного взгляда, чтобы подчинить любого, а если кто выходил из повиновения, то вскоре с ним происходил несчастный случай.
— Чезаре, — спросила Лукреция брата, — случилось что-то, что рассердило тебя?
Он обхватил пальцами ее шею, откинул голову сестры назад и нежно поцеловал ее в губы.
— Эти прекрасные глазки видят слишком много, — пробормотал он. — Я хочу, чтобы ты поехала со мной кататься верхом.
44 
