84 
Но не так-то просто было его успокоить.
— У меня два брата, — сказал он, — но отец выбрал меня.
— Ты станешь папой, — ответила Санчия, — но это вовсе не значит, что ты должен лишать себя подобных удовольствий, Чезаре.
— Я хочу командовать армиями. Я хочу иметь сыновей… Законных сыновей. Я чувствую отвращение к церкви и ко всему, что с ней связано. И избавлюсь от своего кардинальского облачения.
Санчия села на постели. Ее длинные волосы скрывали ее наготу. Ее голубые глаза сияли. Она хотела, чтобы он забыл о своих обидах и снова любил ее. Это походило на вызов. Его гнев важнее, чем я? Что же он за мужчина, если лежит со мной в постели и говорит о своих честолюбивых устремлениях?
Она взяла его за руки и улыбнулась ему.
— Не сомневаюсь, что то, о чем ты мечтаешь, непременно сбудется, Чезаре Борджиа.
— Ты колдунья? — спросил он.
— Да, колдунья, Чезаре Борджиа, и я обещаю тебе это… я обещаю тебе солдатскую форму, жену и законных отпрысков.
Он пристально смотрел на нее; по крайней мере ей удалось сосредоточить его внимание на себе, хотя, возможно, ее дар пророчества привлек его сильнее, чем ее тело.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Один из детей должен посвятить себя службе церкви, — продолжала она. — Это должен был быть Гоффредо. Почему не он?
Он встал на колени на постели рядом с ней, обхватив за плечи и заглянул в голубые глаза Санчии.
— Да, сказала она. — Вот выход. Нам с Гоффредо нужно развестись. Маленький Гоффредо пусть наденет на себя кардинальские одежды, а Санчия и Чезаре станут мужем и женой.
— Клянусь всеми святыми, — воскликнул Чезаре, — это неплохой план.
Он обнял ее и стал неистово целовать. Она засмеялась.
— Полагаю, мой господин не станет меньше любить меня из-за того, что вскоре я должна буду стать его невестой, а потом и женой. Говорят, что знатные юноши в Риме любят женщин, которых находят себе сами, больше, чем тех, кого им навязывают в жены.
— Договорились, — горячо сказал Чезаре.
— Сначала ты должен заявить, что хочешь стать моим мужем…
Она, смеясь, откинулась на подушки, и некоторое время они боролись.
— Чезаре, — едва сумела выговорить она, — твоей силы хватит на десятерых. ***
Лукреция просила отца принять ее. Александр с тревогой всматривался в лицо дочери. Она выглядела бледной и несчастной.
— Что случилось, моя ненаглядная? — спросил он.
Она опустила глаза. Она ненавидела ложь, но тем не менее не могла решиться сказать ему правду.
— Я неважно чувствую себя, отец, — ответила она. — Чума в самом воздухе Рима, мне кажется, я заразилась. У меня два дня небольшая лихорадка.
Он коснулся своими прохладными унизанными кольцами пальцами ее лба.
— Сохрани тебя Господь, — пробормотал он — Умоляю простить меня. — сказала Лукреция, — потому что то, о чем я собираюсь просить тебя, я знаю, будет неприятно. Ты не захочешь мне позволить сделать это. Я чувствую, что мне нужно переменить обстановку, я хотела бы ненадолго поехать в Пезаро. Тишина.
Папа все сильнее ощущал недовольство замужеством своей дочери.
Но Лукреция выглядела такой болезненной, что он решил сделать ее счастливой.
Ее глаза неотрывно были опущены к подушечке из красного бархата, на которой она стояла на коленях.
Она сама себе казалась сбитой с толку, она чувствовала себя девочкой, которая не может разобраться в собственных чувствах. Она ненавидела Санчию — Санчию с ее ярко-голубыми глазами, громким смехом, с ее умением прекрасно разбираться в людях и знанием жизни.
Санчия обращалась с Лукрецией, как с ребенком, и Лукреция понимала, что в важнейших вопросах она и останется ребенком, пока не сумеет овладеть своими чувствами и не научится разбираться в них. Единственное, что она твердо знала, — это то, что не может вынести близости Санчии и Чезаре, что ненавидит услужливость Гоффредо и хихиканье трех служанок Санчии.
В последнее время она часто думала о Пезаро, особенно когда отправлялась в апартаменты Санчии, поскольку знала, что если Чезаре там, а она туда не придет, то вообще не увидит его в тот день.
Пезаро, этот тихий небольшой городок в полукольце гор, синее море, омывающее его берега. Пезаро, где она могла жить вместе с мужем и вести себя, как подобает жене. В Пезаро она чувствовала себя такой же женщиной, как все, и именно этого ей сейчас хотелось.
Отец нежно гладил ее по волосам; она слышала его голос, тихий и спокойный, словно он все понимал:
84 
