– Но это же займет… они что тут, все часа по два?
– Нет, большинство минут по десять—двенадцать, некоторые, правда, дольше, и только, кажется, две намного длиннее других.
– Я, конечно, постараюсь, но…
– Ты сможешь вернуться и досмотреть остальные.
Она вынула поддон из чемодана.
– Мне их смотреть по очереди или как?
Она покачала головой:
– Не имеет значения.
– Что, никакого порядка, связного сюжета или чего-то там еще?
– Нет, абсолютно ничего. Он не собирался таким вот образом передавать свое видение каких-то вещей. У него была идея, что никакой системы не существует. Это было бы слишком упрощенно. Он считал, что всякие там схемы только для трусов.
– Ты будешь сидеть и смотреть вместе со мной?
– Нет.
Я взглянул на нее.
– Прости, но я больше не могу это смотреть. – Ее глаза потемнели от воспоминаний. – Я видела все это много раз и больше не хочу возвращаться туда. У меня уже просто не хватает сил.
Я подвинул кресло поближе к чемодану и начал рыться в кассетах.
– Я скажу охранниками там на входе, что ты, возможно, задержишься здесь ненадолго.
– Ладно.
Она подошла ко мне поближе:
– Спасибо, Портер.
– Это одна из самых фантастических историй в моей жизни.
– Ты просто помни, что Саймон был очень несчастлив всю свою жизнь и всегда искал нечто такое… искал настоящую жизнь, он хотел узнать истину. Может быть, это глупо, но это так. Эти ленты – чтото вроде личного собрания. Он их отбирал по принципу «там есть нечто, что мне нравится». Но выбросил он гораздо больше. Мы как-то говорили с ним об этом. Он хотел собрать коллекцию заснятых на пленку эпизодов. Но только не целый фильм, который составлен из связных сцен, а просто коллекцию.
– А Чарли видел эти ленты?
– Чарли? Конечно нет! Он ничего бы не понял.
– И поэтому…
– И поэтому я прошу тебя.
– Но зачем?
– Знаешь… – Она открыто посмотрела на меня, и в ее синих глазах я, казалось, прочел ответ, в котором угадывалось прошлое, – не только ее печальная жизнь с Саймоном Краули, но и то, что было до него; она словно давала понять, что одно там цеплялось за другое, а все вместе взятое вытягивало из прошлого нечто еще более важное, причем добраться до истины можно было только одним путем: дать ей возможность объяснить это мне на свой лад, каким бы трудным это ни оказалось. – Мне надо… я хочу, чтобы ты просмотрел их, потому что тогда я смогу рассказать тебе кое-что еще.
Из опыта своей работы я хорошо усвоил, что, когда берешь у кого-нибудь интервью, порой бывает гораздо полезнее принять манеру собеседника уклончиво отвечать на ваши вопросы, чем ловить его на противоречиях и загонять в угол. Уклончивые ответы и неопределенные формулировки создают нечто вроде запретной зоны вокруг того, что стараются обойти молчанием. Поэтому я просто кивнул. Кэролайн наклонилась вперед и поцеловала меня за ухом.
– Мы сможем снова увидеться завтра? – шепнула она мне в самое ухо. – У меня?
Я кивком выразил согласие… и сделал непростительную глупость.
Она вышла, и дверь, тихо щелкнув, закрылась. Этот звук меня почему-то встревожил, потом испугал, а еще через минуту я вскочил, решив проверить, открывается ли дверь и не заперт ли я там насовсем. Проверив и успокоившись, я взял одну кассету с наклейкой «Пленка 26», вставил в аппарат и нажал на «воспроизведение».
ПЛЕНКА 26
[Смутные очертания каких-то фигур, звук работающего двигателя грузовика.]
Первый голос: …Гольфстрим, приятель, лодка была длиной, наверно, футов пятьдесят.
Второй голос: Ну и что ты получил по одному из этих номеров – шесть стульев?
Первый голос: Ara, два прямо впереди в задней части и по паре по бокам. [Двигатель заработал громче. Вспышки солнечного света освещают место действия, обнаруживая нечто вроде огромного металлического козырька; позади него – непрерывная лента дорожного полотна с рытвинами. Слышно переключение передач грузовика, визг тормозов. Отдаленный гул движения, сирены. Грузовик останавливается. Появляется человек в форме мусорщика, волочащий за собой здоровенный мусорный ящик; в кадр попадают мешки с мусором, башмаки, разодранные журналы, потом еще один человек с другим мусорным ящиком и снова первый, теперь уже вместе с этим другим; после полудюжины мусорных ящиков дорога за металлическим козырьком затемняется секунд на десять, затем раздается скрип тормозов; появляются люди и начинают ритмично сваливать в мусорные ящики одно за другим: отбросы, одежду, сырые бумажные пакеты, несколько бутылок, сломанный радиоприемник, газеты, годные для переработки и вторичного использования, мешки, мешки, мешки, старый монитор от компьютера, какие-то детские игрушки, журналы, упаковку из пенополистирола, бумагу…] Даже видел там красивый косяк.