– Добро пожаловать, мистер Рен, – услышал я голос из «вигвама».
Я прополз внутрь, лавируя между стеллажами, до отказа забитыми книгами. Там я увидел сидящего в глубоком кресле седого мужчину лет пятидесяти или немного старше.
– Меня зовут Ральф Бенсон, – представился он.
Я пожал его руку, оказавшуюся на удивление твердой.
– Спасибо, что отважились на столь дальнее путешествие, – сказал он, – в полном смысле этого слова.
– Да, путешествие веселенькое.
Он с задумчивым видом кивнул:
– Каждый, кто здесь оказался, совершил… гм, как вы говорите… веселенькое путешествие.
Я промолчал, решив, что лучше не мешать ему продолжать монолог.
– Я послал вам записку, потому что регулярно прочитываю вашу колонку вот уже, кгм, несколько лет. Оттуда я и узнал о девушке по фамилии Пелл и уже ничего не мог с собой поделать и все думал о ее родителях… какая нелепая, бессмысленная смерть, мистер Рен, из-за того, что ее любовник оказался трусом… кгм. У меня тоже когда-то была дочь, мистер Рен, и я любил ее… я любил ее, кгм… я не стану рассказывать о том, что случилось… так же бессмысленно… нелепо… я был тогда… дни рождения, и, кгм… ей было всего девятнадцать, когда ее нашли… Все рухнуло после этого, сначала одно, потом другое, дальше – больше, в общем, полный крах. Моя дорогая жена… умерла от горя, по выражению Сола Беллоу, и… и это было ускоряющееся падение по спирали, мистер Рен, я не могу… хм-м-м, это падение… прекратить. Общество слишком хаотично для меня, мистер Рен… Когда-то я был, теперь-то я не имею никакого представления об этом, хм-м-м, когда-то я был профессором античной филологии, мистер Рен, в Колумбийском университете, который я считаю выдающимся даже теперь. Я жил к северу от Нью-Йорка, мистер Рен… В Нью-Рошелле, дом на мысе Код на участке в полакра, грушевое дерево в садике за домом… так красиво, хм-м, удобряешь весной и осенью. Я жил среди… газонокосилок и торговых пассажей, плодов капитализма… небезопасно, нигде не безопасно, насколько мне известно из газет, и когда я прочитал о том трусе, том малодушном говнососе, трусливом зассанном негодяе, которого я действительно мог бы разрезать на тысячу кусков и съесть их сырыми, как изысканный деликатес, как устриц, например, а его кости переработать в клейстер, чтобы я мог размазать его по трещинам… – Он остановился и выглядел удивленным, словно кто-то стоявший поблизости нашептывал ему на ухо. – Хм-м-м. Не тот человек, не тот человек, который… наш… а тот человек, который убил… с подвенечным платьем, Айрис Пелл, кгм, забавная фамилия, напоминает удары свадебных колоколов, хм-м-м, или похоронный звон, а потом у него даже не хватило обыкновенной порядочности, чтобы сразу убить себя, и это стоило налогоплательщикам его больничного счета… как бы то ни было, я просил вас оказать мне любезность и прийти сегодня сюда, чтобы рассказать вам, что молодой Эрнесто бродит по городу гораздо больше, чем многие из живущих здесь. Большинство здешнего люда радо убраться из того мира над нами, который олицетворяет, хм-м-м, неудачу, печаль, смерть, ожесточенность, насилие, наркотики… и тому подобное. Те связи с внешним миром, что у них есть, предназначены исключительно для жизнеобеспечения. Добывания пищи, воды и тому подобного. Пещерные люди, да, хм-м-м. История вечно повторяется, это великая игнорируемая реальность нашей цивилизации, да! Через сотню лет Китай будет смеяться над нами. Как бы то ни было, но Эрнесто живет здесь, потому что нашел людей, которые любят его. Моя новая жена… хм-м-м, я называю ее своей женой, мы вместе уже пять лет, моя жена и я – она вышла, я полагаю, готовит нам обед, – мы заботимся о нем. Я не собираюсь рассказывать во всех подробностях историю его семьи, но достаточно сказать, мистер Рен, что то единственное, что мы с женой можем ему дать – любовь, – есть единственное, что ему необходимо. Пока у него есть любовь одного-двух человек, надежная любовь, он удовлетворен тем образом жизни, который он ведет. Отсутствие привязанности разлагает душу. Как вы могли заметить, он не слишком сообразителен. Доброе сердце и туго соображающая голова. Я полагаю, что ему нравится бродить по городу. Он мои глаза и уши там, наверху, ведь в конце дня он приносит мне все дневные газеты, выброшенные, разумеется. Вот как ко мне попадает ваша колонка. Я читаю, конечно, и Джимми Бреслина, Рассела Бейкера, этого самого Сафира, а еще Морин Дауд, которая, я должен признать, и в самом деле знает… – Он судорожно замигал, посмотрел на меня и неуверенно спросил: – О чем это я?