88 
Теперь она действовала ртом. Подняв голову, она сказала:
– Говори, я слушаю.
Я перевел дух.
– Младенец был чистым, никакой опрелости, ни малейшего пятнышка. Врач неотложной помощи посмотрел на меня и сказал, что ребенок получал отличный уход. Отличный. Затем он перевернул девочку на животик и указал на две багряных полоски по обе стороны от позвоночника. Это была синюшность, осаждение крови в трупе. Он перевернул девочку обратно, закрыл ее глаза, убрал маленькие кусочки оберток, трубки и лекарства из кроватки и велел другому члену бригады позвать родителей. Я был там, когда они вошли, и лицо женщины… она увидела свою дочь… ох… она увидела свою дочь, это выглядело… в общем, на ней лица не было… Я перевел взгляд на мужчину, отца; он был военным, его научили не показывать своих чувств; он так сильно кусал нижнюю губу, что у него на зубах была кровь. Я видел – ах… я видел это и никогда – никогда – не забывал.
Мои слова, казалось, отдавались эхом в темноте. Возможно, лучше было бы сказать, что мой рассказ в конце концов отравил наше вождение, но это было бы неправдой, а репортер обязан говорить правду. Кэролайн уселась на меня верхом и, ритмично двигаясь, по-видимому, задалась целью доказать, что никакие истории о женах, замерзших пьяницах и мертвых младенцах не могут притупить ее половых потребностей. И в этом отношении я воспринимал ее как свою учительницу. Я нисколько не сомневаюсь, что если бы на стенах спальни возникали картины Холокоста, полные грузовики изнуренных тел землистого цвета, как попало сброшенные в братские могилы трупы, я все равно без зазрения совести овладевал бы ею, а на моем лице выражалось бы при этом удовлетворенность и торжество. Быть может, это превращает меня в отвратительного безбожника. Но я так не думаю. Потому что я считаю, что, когда мы занимаемся сексом, пространство нашего воображения всегда наполняется телами, медленно и скорбно соскальзывающими в братскую могилу времени. Да, в этом я уверен. Эти тела всегда там; они – люди за стенами комнаты и ушедшие люди, грядущие люди, наши родители и наши дети; они – наши потерянные в юности «я», наши сиюминутные «я» и «я» завтрашнего дня, и все они обречены.
Мы в изнеможении откинулись на постель.
– Я – всё, – сообщил я ей. – Ухайдакался.
– Пыл иссяк?
– Нет, завод.
Она встала, провела щеткой по волосам, задержавшись у туалетного столика, и взяла наши стаканы.
– Проголодался?
– Да.
– Пойду приготовлю что-нибудь. – И она вышла из комнаты.
Было уже около восьми. Лайза наверняка укладывает детей спать и ждет моего звонка. Но я не был к нему готов. Голос мог меня подвести. Возможно, стоило выпить, а может быть, и нет. Но было тут и кое-что еще. Если вы репортер, то вам приходится разговаривать с тысячами незнакомых людей. Одни разговоры проходят легко, другие выматывают все душу. Но в удачном интервью всегда наступает четко уловимый момент, который, как я уже говорил, можно назвать моментом откровения, когда говорящий раскрывается. Собирался ли я брать интервью у Кэролайн? В некотором смысле да. Момент откровения приближался, я это чувствовал. Я знал, что теперь, когда я разговорился, она тоже заговорит. Именно поэтому люди и откровенничают друг с другом. Им хочется, чтобы о них знали. История – это что-то вроде валюты. Если ты расскажешь что-нибудь, то и в ответ почти наверняка услышишь какой-нибудь рассказ. Я не хотел звонить Лайзе, потому что боялся все испортить с Кэролайн; либо она нечаянно услышит телефонный разговор, либо, положив трубку, я буду подавлен сознанием вины. Шанс будет упущен, и, может быть, навсегда.
Но кое-какие звонки я вполне мог себе позволить. Я поднял трубку телефона, стоявшего рядом с постелью, и набрал номер Бобби Дили, который только что заступил на ночное дежурство.
– Что слышно? – спросил я.
– Горит здание в Гарлеме, тревога первой степени, женщина утверждает, что у нее сгорел сандвич с жареным сыром. – Его голос звучал монотонно и скучно. – Мужчина забыл змею на автобусной остановке у собора Святого Патрика. Коп ранен в ногу в Бронксе. Несколько нубийцев арестовано как вызвавшие подозрение. Так, посмотрим, что дальше. Два парня из Нью-Джерси набросились на двух гомосексуалистов в Виллидже, обозвав их «педиками», а те здорово им врезали. Да, вот еще, в одной частной лечебнице девица, пролежавшая в коме лет двадцать, оказалась беременной.
– Изнасилована?
– Точно. Дело в том, что у нее глаза движутся. Следят за теми, кто находится в палате.
88 
