Особенно,... 
64 
— Ты здесь уже не раз бывала, верно? — спросил Брунетти и уселся на один из стульев.
— Больше, чем ты можешь себе представить, — ответила она. — Слушай, у тебя сигарет не найдется? Мои закончились, а легавый, тот, что за дверью ошивается, мне не открывал.
Брунетти подошел к двери и постучал три раза. Когда Гравини открыл, Гвидо попросил у него сигарет, взял протянутую ему пачку и отдал ее Маре.
— Спасибо, — сказала она, выудила из кармана юбки пластмассовую зажигалку и закурила. — Моя мать от этого умерла. — Она поводила перед лицом зажженной сигаретой, наблюдая за тем, как изгибается и растворяется в воздухе струйка дыма. — Я хотела, чтобы в свидетельстве о смерти так и написали, но доктора отказались. Там, где должна стоять причина смерти, они написали «рак», а надо было — «Мальборо». Она умоляла меня не начинать курить, я обещала, что не буду.
— Она так и не узнала, что на самом деле ты куришь?
— Нет. Она ничего не знала ни о сигаретах, ни о многом другом.
— О чем, например?
— Например, что я была беременна. Я была уже на четвертом месяце, когда она умерла, но это было в первый раз, я была молодая, так что она ничего не заметила.
— Может, ее это, наоборот, порадовало бы, — предположил Брунетти, — особенно если она знала, что умирает.
— Мне было пятнадцать.
— А, — Брунетти отвел глаза в сторону, — а другие были?
— Кто «другие»? — не поняла вопрос Мара.
— Другие дети. Ты сказала, тот ребенок был первый.
— Я сказала, что это была первая беременность. Я родила, потом у меня был выкидыш, ну а потом научилась быть осторожной.
— А где сейчас твой ребенок?
— В Бразилии. Живет с сестрой моей матери.
— Мальчик или девочка?
— Девочка.
— Сколько ей сейчас?
— Шесть, — сказала она и улыбнулась. На мгновенье она опустила голову, потом подняла, встретилась глазами с Брунетти, хотела что-то сказать, осеклась, но все-таки решилась: — У меня есть ее фотография, хочешь взглянуть?
— Конечно, хочу, — сказал он и придвинулся ближе.
Она бросила на пол сигарету и достала из-за пазухи позолоченный медальон размером с монетку в сто лир. Она нажала на защелку, открыла медальон и протянула его Брунетти. Тот слегка подался вперед, чтобы получше рассмотреть. С одной стороны он увидел туго запеленатого круглолицего младенца, с другой стороны была фотография маленькой девочки с длинными темными косичками, выглядевшей скованно и как-то официально в платьице, похожем на школьную форму.
— Она ходит в школу при монастыре, — пояснила Мара, неуклюже склоняясь над фото. — Мне кажется, так лучше для девочек.
— Я тоже так думаю, — отозвался Брунетти. — Наша дочка ходила в такую школу, пока не перешла в старшие классы.
— А ей сколько сейчас? — спросила Мара. Она закрыла медальон и закинула его за воротничок блузки.
— Четырнадцать, — вздохнул Брунетти. — Трудный возраст. — Тут только он вспомнил, что Мара рассказала ему минуту назад.
Сама она, к счастью, об этом не вспомнила и согласилась:
— Да, возраст непростой. Надеюсь, она хорошая девочка.
Брунетти улыбнулся и сказал с гордостью:
— Да, она у нас очень хорошая.
— А еще дети у тебя есть?
— Сын. Ему семнадцать.
Она кивнула с таким видом, словно знала о семнадцатилетних мальчиках много такого, о чем предпочла бы забыть.
Повисла долгая пауза.
— Почему ты выбрала это? — спросил Брунетти. Мара пожала плечами:
— А почему бы и нет?
— У тебя же ребенок в Бразилии. Не далековато на работу ездить? — Он произнес это с улыбкой, и она не обиделась.
— Так я могу заработать достаточно, чтобы отправлять тете, платить за обучение, хорошую еду, и новую школьную форму для дочки, — проговорила Мара. Голос ее звучал напряженно то ли от гордости, то ли от гнева, Брунетти так и не разобрал.
— А в Сан-Паулу разве нельзя зарабатывать? Чтобы не приходилось жить так далеко от нее?
— Я бросила школу, когда мне было девять. Надо было присматривать за братьями. Мать долго болела, а я была единственная девочка в семье. Потом, когда у меня родилась дочка, я стала работать в баре. — Она поймала его взгляд и ответила на незаданный вопрос: — Нет-нет, это было не такое заведение. Там я только напитки подавала.
Брунетти показалось, что она не собирается продолжать, и он спросил:
— Сколько времени ты там проработала?
— Три года. На квартиру и еду для меня, Анны и тетушки хватало, тетя и тогда помогала мне растить дочку. Ну а больше почти ни на что.
64 
