48 
— Когда Фейт должна родить?
— Я назначила ей ультразвук у доктора Очоа, но из того, что я вижу сейчас, — у нее примерно тридцать семь недель.
— Тридцать семь недель, — повторил Паркер. — Значит, нам надо продержаться три недели или около того.
— Точно.
— Три недели мы переживем, — сказал он, стараясь подбодрить себя и Лидию.
— Если не считать того, что я совсем не уверена, что Хоуп и Фейт уедут после рождения ребенка, — медленно произнесла та.
Неприятное чувство, которое преследовало Паркера с того момента, как он столкнулся с Хоуп в «Подсолнухе», заметно усилилось.
— Что ты имеешь в виду?
— По словам Фейт, они с Хоуп в каком-то смысле сбежали.
— От кого?
— От мужа Фейт, — она приподняла бровь, — который также является ее пятидесятишестилетним дядей.
— Боже, неужели опять многоженцы?
— У Хоуп и Фейт есть еще три сестры, которые живут в их родном городе, и штук двадцать или тридцать сводных братьев и сестер.
— Ты думаешь, Хоуп и Фейт действительно грозит какая-то опасность?
Лидия скрестила на груди руки и прислонилась к притолоке.
— Трудно сказать. Они не вдавались в детали. Фейт пыталась уехать от мужа, и ему это не понравилось. Я знаю только это.
— Хоуп сказала, что жила в Сент-Джордже. Не в Супериоре.
— Она только пару недель назад впервые за все время там побывала.
— Это хорошо, — сказал Паркер, чувствуя заметное облегчение. — Значит, она устроила свою жизнь отдельно от Супериора. Да, может, из ее родных в Сент-Джордже никто не ждет, но как насчет работы? Она же должна как-то зарабатывать деньги.
— Она была сестрой-акушеркой в больнице «Велли Хай», но, уезжая из города, уволилась.
Слова Лидии здорово уменьшили облегчение Паркера, но он не желал так легко сдаваться.
— Это ничего не меняет, — настойчиво произнес он. — Если они сейчас в бегах, то вряд ли останутся здесь дольше, чем мы первоначально думали. Они вернутся в Сент-Джордж или уедут куда-то еще.
— Понятия не имею, что они будут делать.
Лидия пересекла комнату и поправила на стене картину. Она была написана в стиле импрессионизма и изображала женщину, которая укачивает ребенка в колыбели.
— Но если хоть что-то выплывет наружу, это уничтожит «Дом рождений», — сказала она, не отрывая взгляда от картины. — Безусловно, мы с тобой именно этого и заслуживаем. Но мне ненавистно, что с нами будут страдать и невинные. — Она в конце концов повернулась к Паркеру. — Например, Далтон.
— Никто ничего не узнает, — сказал тот. — Я десять лет души не чаял в сыне и не собираюсь его терять.
Ночью поднялся ветер, и ветки деревьев зашумели, царапая стены и окна домика в горах. Хоуп несколько раз просыпалась, но потом снова засыпала. Правда, сквозь сон она все равно слышала бурю, и это нашло отражение в ее кошмарах.
— Что-то не так? — спросила Фейт. Она вошла на кухню, шаркая ногами в шлепанцах, что они купили ей накануне, после отъезда из родильного центра.
Хоуп размешивала в чашке с кофе очередную ложку сахара.
— Все нормально.
— Ты выглядишь усталой. Ты вообще спала?
— Немного. Мне постоянно что-то снилось.
— И что именно?
Ей снилось лицо Эрвина, прижавшееся к окну домика. Эрвин, который потом пытался выбить плечом дверь. Но не этот сон больше всего тревожил Хоуп. Ее тревожил сон об Отем.
— Много всего, — ответила она. — Ты же знаешь, какими бывают сны — как калейдоскоп.
— Это, наверное, из-за того, что твоя жизнь очень изменилась. После того как я вернулась с тобой в Сент-Джордж, ты все потеряла.
Хоуп потеряла дом и работу, но не так уж сожалела о них. По крайней мере, не настолько сильно, как думала. Теперь рядом с ней была Фейт, и Хоуп осознала, что все эти годы в Сент-Джордже были для нее бегом на месте, по крайней мере в эмоциональном плане. Она заглушила боль рутиной и решимостью достичь цели. Сейчас она снова ощущала ее, а еще тревогу и чувство потери, но радовалась возможности о ком-то заботиться.
— Мне здесь нравится, — призналась Хоуп и постаралась отвлечься от недавних кошмаров. Пара снов, даже таких неприятных, были небольшой ценой за то, чтобы Фейт и ее малыш оказались в безопасности. — А ты, Фейт? Тебе хорошо в Инчантменте?
Сестра села за стол, сложила руки на выпирающем животе и вытянула ноги в домашних тапочках.
— Ты же знаешь, я чувствую себя виноватой, что уехала от мамы, Черити, Лари и Сары. Но чем больше времени я провожу вдали от Эрвина, тем сильнее чувствую… — она удивленно покачала головой, — почти опьяняющую свободу. И все больше мысль о возвращении вызывает у меня… тошноту.
48 
