– Вот те на! Ему-то зачем?
– Проявил интерес как естествоиспытатель, я не мог отказать. Обещал, что мешать не будет.
– А что же Каратыгин?
– Каратыгин-то? Не поверите, но смолчал. Мне так даже показалось, что он Армалинского малость побаивается.
– Что ж, пусть едет… Так вот он, кстати говоря.
Илья Ильич Армалинский, в клетчатой одежде и с ружьем на плече, в самом деле подъезжал к просеке. В седле он держался как-то боком, но довольно уверенно.
– Утро доброе, – сказал он, приблизившись и глядя на всех сквозь пенсне. – Je vous ai manqu?[22] Вы не поверите, господа, кто со мною сейчас желал на охоту ехать.
– Кто же? – осведомился Шкирятов.
– Арап Моисей! Я, понимаете ли, собираюсь, а он рукою на ружье кажет и себя в грудь пальцем тычет – со мною, дескать, просится. И старательно выговаривает: «Ы! Ы!» Еле угомонился. А вы, господин Рязанов, – обернулся «рамоли» к Ивану Ивановичу, – не обессудьте, Никитка мой, за которым вы посылали, убоялся ехать… Но объяснил мне, где медведя-то видал, со всей возможной точностью объяснил.
– Да там и мои мужики будут, – сообщил Каратыгин. – Антипка да Осип, им Никитка всю экспедицию детально обсказал. Верно, дожидаются уже.
– Я, барин, тута! – отозвался Осип. – При собаках!
– А, верно… и не приметил тебя, черта… Что же, Антипка один пошел?!
– Один, чего ему бояться…
– Вот и хорошо, – сказал Рязанов, несколько разозленный появлением Армалинского. – Если никто более не изъявит желания принять участие в убиении зверя, мы, наверное, можем отправляться.
Кони трусили по малоезженой дороге, заросшей мелкой травой, с лужами, покрытыми ряскою. Каратыгин ехал последним, со своими мужиками и собаками; Армалинский, словно чувствуя вину, держался подле него, а штабс-капитан и Иван Иванович Рязанов оторвались от остальных шагов на полета вперед. Шкирятов добыл откуда-то еще одно яблоко и грыз его, посматривая по сторонам.
– Ружье у Афанасия Адамыча взяли? – спросил он.
Рязанов кивнул.
– Напрасно. У Миклашевского ружья хороши, да хозяин у них ленив. Пауков хоть из стволов выгнали?
– Зачем вы меня дразните, господин штабс-капитан? – улыбнулся Рязанов. – Вычищено ружье, смазано, я еще с вечера Трофимычу сказал.
– Скушный вы, вот что, Иван Иваныч, – сделал мину Шкирятов и выбросил яблоко в заросли орешника. – Тьфу, пропасть, кислятина какая!
– Это вы про меня или про яблоко только что сказали?
– Да и про вас тоже. Что-то случилось? На охоту с таким дурным настроением не ездят.
– Вы это вон господину Каратыгину посоветуйте.
– Что мне Каратыгин… А вы, право слово, скушный. Охота же! Что еще надобно мужчине в расцвете сил?!
– Я бы мог вам очень длинный список надобностей привести, господин Шкирятов, но только насчет охоты спорить не стану. А это еще кто, позвольте спросить?!
Картина в самом деле была презанятная: навстречу охотникам ехал на низенькой мохнатой лошадке рыжеватой масти самый настоящий священнослужитель – такой же пузатый и низенький, как и его лошадь, с причесанной бородою и длинными волосами. Внешности священника никак не подходило охотничье ружье, закинутое за спину.
– Да это же отец Савва! – воскликнул Армалинский. – Здравствуйте, батюшка!
– Не имею чести быть представлен, – шепнул штабс-капитану Иван Иванович.
– Тот подождал, покамест отец Савва подъедет ближе, и проделал все сообразно правилам.
– Наслышан о вашем приезде, – осторожно сказал отец Савва густым красивым голосом.
– Вы, верно, тоже охотник? – спросил Рязанов, злясь на себя самого. Вот ведь незадача, говорил же ему Армалинский «порасспросить попа», а он и забыл! Придется разве что после охоты…
– Имею такой грех. Потому, услыхав о вашей экспедиции, не мог не присоединиться.
– Прямо крестный ход получается, – ворчливо сказал Каратыгин. – Токмо хоругвей не хватает да баб богомольных… Хороша же вышла охота!
– Оставьте, господин Каратыгин, – вступился за попа Шкирятов. – Я наслышан, что отец Савва охотник сведущий и умелый, к тому же помощь господня нам будет совсем не лишней!
Священник закивал и поправил свое ружье, – насколько разумел в них Иван Иванович, далеко не из дешевых. Так и поехали дальше. Лес вокруг был замечательно красив: вице-президент Академии художеств князь Григорий Григорьевич Гагарин, верно, оценил бы подобный пейзаж, напиши его приличный художник. Сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи, освещая дорожную колею; отовсюду доносились разнообразные лесные звуки, теплые запахи сами лезли в ноздри, и Ивану Ивановичу отчего-то расхотелось искать зловещего медведя, который притом вовсе и не медведь… Не самое ли время остановить авантюру, предложить всем поехать к тому же Миклашевскому да хорошенько покутить?! Нет, поздно… Каратыгин от затеи не откажется, поедет один, да и Шкирятов лицом в грязь не ударит: он ведь как-никак организатор всего. Эх-ма, подумал Иван Иванович, как по-дурацки все оборачивается! А ну как никто с охоты не вернется?…