В минуту и огонь и крики — все погрузилось в морскую пучину. В несколько секунд сотни людей разом нашли себе могилу, — все, кто были на нем. На «Альжесирасе», стоявшем на своих небольших якорях, потрясенные люди встретили день, а с ним и притихшее море.
Ведомый своими матросами, корабль с утренним приливом возвращался на рейд в Кадис, доверившись судьбе и морской пучине.
Теперь посмотрим, что происходило во время этой ужасной катастрофы с «Грозным», его капитаном Люка и третьим помощником Рене.
Мы уже сказали, что после трех часов упорного сражения капитан Люка спустил свой флаг; из шестисот сорока трех человек экипажа он потерял пятьсот двадцать два, из которых убитыми — триста и двести двадцать два человека — тяжелоранеными. В числе последних были десять гардемаринов из одиннадцати и все офицеры.
Сам капитан Люка получил легкое ранение в бедро.
Что касается корабля, он потерял свою грот-мачту и бизань-мачту, его корма была полностью разрушена и больше походила на одну огромную пробоину — так хорошо с ней поработали пушки английского «Тоннанта»; почти вся артиллерия была разрушена ядрами, абордажными атаками, и, наконец, от того, что взрывалась одна пушка из восемнадцати и каждая тридцать шестая каронада.
Каждый из бортов корабля был прошит выстрелами и разрывами, и корпус сейчас представлял собой рваный каркас. Вражеские ядра, не встречая на своем пути досок, достаточно прочных, чтобы выдержать их вес, пробивая перегородки, падали на нижней палубе и в кубрике, убивая бедных раненых, только что вышедших из рук хирургов.
Огонь перекинулся на рулевое управление корабля, полностью выведя его из строя. На корабле было несколько пробоин, а насосы приведены в негодность еще в разгар сражения. «Виктория» и «Темерэр» оставались стоять по соседству с ботами «Грозного», но они не только не были способны сейчас к захвату французского корабля — теперь им было сложно даже отплыть от него. К семи часам вечера английский корабль «Свифтшур» предложил Люка буксир, и «Грозный» сдался. Ночью Рене подходил к Люка с предложением воспользоваться близостью испанских берегов, расстояние от которых составляло менее лье, выскользнуть и добраться вплавь до испанского берега.
Люка был превосходным пловцом, но, раненный в бедро, опасался не дотянуть до берега. Рене в ответ возражал, что он сможет поддерживать его и будет плыть за себя и за своего командира.
Но Люка наотрез отказался, предложив Рене не беспокоиться о нем. Тот опустил голову.
— Я добрался из Индии в поисках вас, капитан, и я вас не покину. И если обстоятельства нас разлучат, — что ж, каждый сам за себя. Где мы встретимся? В Париже?
— Вы всегда можете узнать обо мне в военно-морском министерстве, мой дорогой друг, — ответил Люка.
Рене подошел к нему:
— Дорогой капитан, — обратился он к Люка, — у меня за поясом два свертка, в каждом из которых по пятнадцать луидоров, не желаете ли один взять себе?
— Спасибо, мой благородный друг, — ответил Люка, — но у меня самого в одном из ящиков в моей спальне, если моя спальня еще существует, есть тридцатка луидоров, и часть этой суммы я собирался предложить вам. Как только будете в Париже, не преминете сообщить мне о себе, может, из уважения к моему рангу эти бульдоги не набросятся на вас.
На следующий день капитан «Свифтшура» выслал шлюпку, чтобы забрать к себе на борт капитана Люка, его помощника Дюпоте и младшего лейтенанта Дюкре. А если бы он пожелал, чтобы его сопровождал кто-либо еще из его офицеров, капитану Люка стоило назвать его, как он был бы препровожден на борт «Свифтшура».
Весь день был занят спасательными работами: на глазах у всех «Грозный» пошел ко дну. К счастью, успели вывезти сто девятнадцать человек команды; двести других бросались в воду к двум спасательным баркам, но одна из них потонула.
Люка назвал имя Рене, и тот вместе с ним был доставлен на борт «Свифтшура». Корабль взял курс на Гибралтар и на следующий день достиг одного из Геркулесовых столпов.
Рене держал в тайне свое знание английского языка; в этой оконечности Полуострова он то и дело слышал речи по-испански и по-английски.
Вскоре он был в состоянии понять, что пленников собираются отправить в Англию на двух фрегатах — они были уже приготовлены к отплытию, при этом ни один из них не должен был нарушить ограничений по количеству людей: каждый был обязан взять на борт не более шестидесяти-семидесяти человек.