Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
175 
— Я мог бы убить тебя, — сказал ему путешественник, — но мне доставит удовольствие выставить тебя на обозрение, как медведя в наморднике, перед теми, кто еще считает разбойников храбрыми. Пошли, друг Мане, и пощекотите-ка кончиком вашей сабли всех этих фасьятеров, чтобы они помогли нам связать руки этим бездельникам.
При этих словах почтарь и двое всадников, которые скакали по обеим сторонам экипажа, поняв слова как приказ, спрыгнули с лошадей и упали перед ними на землю, но только почувствовали на своих спинах саблю Мане, как проворно вскочили, спрашивая при этом:
— Что угодно сеньорам?
— Веревки, — ответил Мане. — И скрутите-ка покрепче этих молодцов.
Они повиновались; двоих разбойников сунули в экипаж; собрали карабины и пистолеты, которые после произведенных из них выстрелов путешественники побросали на землю, — теперь их вновь зарядили, опасаясь нового нападения. Двое путешественников пошли пешком по обеим сторонам своего экипажа, оставив на главной дороге три трупа.
— Ах, черт возьми, мой дорогой друг, — сказал Мане, взяв в руку воду и поднимая фуражку своего товарища, — вы просили меня быть вашим крестным отцом, — я думаю настал тот момент, когда можно приступить к обряду крещения. Во имя Баярда, кавалера Ассаса и маршала Тюренна я крещу вас и нарекаю именем Лев. Вы, черт возьми, заслужили это имя. Граф Лев, обнимите своего крестного!
Граф Лев со смехом обнял своего крестного отца, и оба пешком направились в сторону Террачины, конвоируя своих пленников, связанных в экипаже, и конвоируемые в свою очередь двумя верховыми почтарями, которые все еще бледнели π трепетали от страха.
CIV
ФРА ДИАВОЛО
Незадолго до белевшего Анксура, как называл его Вергилий[123], или пыльной Террачины, как мы привыкли менее поэтично его называть, располагался французский сторожевой пост, охранявший границу римской области.
Наших путешественников сейчас же обступили со всех сторон, поскольку в них с первого взгляда признали французов; их соотечественники, увидев их идущими пешком, поначалу полагали, что экипаж пуст. Загадка разрешилась, когда из экипажа вынули связанных пленников, любопытные сразу их окружили.
— Отлично, — сказал сержант, командовавший постом, — вот это я понимаю, дичь. Господин офицер, препроводите их в Неаполь, эти господа окажутся там в хорошей компании себе подобных.
Молодые люди достигли Террачины и остановились в «Отеле де ля Пост».
Перед воротами прогуливался офицер. Мане к нему подошел.
— Капитан, — обратился он к офицеру, — я — капитан Мане, адъютант великого герцога Бергского, генерала[124] Мюрата.
— Могу ли я чем-нибудь быть полезен для вас, дорогой друг? — спросил офицер.
— Мы были остановлены на расстоянии половины лье отсюда группой из шести разбойников, из которых убили троих; если вам угодно будет их захоронить, чтобы их трупы не породили заразу, вы найдете их на дороге мертвыми или вроде того. Двоих мы взяли в плен. К ним вы можете приставить часового, да не забудьте сказать, чтобы он при первом же движении вспорол им животы штыком, а мы сможем наконец-то позавтракать, и будет очень любезно с вашей стороны, если вы его с нами разделите. Вы мне покажете, где нам позавтракать, а я вам — содержимое нашего экипажа.
— Черт, — ответил офицер, — предложение слишком заманчивое, чтобы отказываться.
И он тотчас же приказал двоим своим солдатам встать по обе стороны экипажа; не было забыто и предложение об использовании штыка.
— А теперь, — сказал офицер, — окажите мне честь и представьте меня своему спутнику, чтобы я мог назвать ему мое имя, полагаю, неизвестное вам обоим. Я — капитан Санти.
Вдвоем они вошли на кухню постоялого двора. Там они и встретили графа Льва, склонившегося над краном с водой и умывавшего лицо и руки.
— Мой дорогой граф, — обратился к нему Мане, — я представляю вам капитана Санти, который только что приставил к нашим пленникам двоих охранников. Капитан Санти, представляю вам графа Льва.
— Хорошее имя, сударь, — сказал капитан Санти.
— И вполне заслуженное, ручаюсь вам, — добавил Мане, — видели бы вы это: два выстрела и два трупа; что же до третьего, то он даже не захотел его убивать — его богатое воображение подсказало, что беднягу можно взять живьем. Он схватил вот этой беленькой ручкой, которую вы видите, его за горло и сжал его; тот попросил пощады, и дело было сделано.
175 
