23 
— Ну, молодой хире, расскажи нам, кто ты таков и куда едешь в столь странное время.
— Меня зовут Мальтус Фолькон, и я еду в столицу. Совсем недавно я был в Люддерзи, где отражал нашествие каменных карликов.
Слова эти вызвали дружный смех, но юноша прервал его, резко прикрикнул:
— Коли не верите, посмотрите в клетках, что приторочены к моей лошади!
— Посмотри, Хейлиг, что там! — крикнул оборванец в кольчуге. Один из гревшихся поднялся и убежал в темноту; спустя мгновение донесся громкий вопль, и Хейлиг вернулся, облизывая окровавленный палец.
— Не знаю, что там такое, Фронт, но оно меня пребольно укусило, — плаксиво проныл он.
— Так принес бы клетку сюда, дурак, чтобы мы разглядели его при свете!
Хейлиг пожал плечами и приволок клетку, держа ее на почтительном расстоянии от себя. Глазам изумленных разбойников предстал карлик, скорчившийся на дне клетки и чрезвычайно напуганный близким пламенем костра.
— Смотри-ка, живой!
— Ткни его палкой, Мольт!
— Гляди, как бы не ухватил тебя, как Хейлига!
— А я и не верил, что они бывают!
— Не бросить ли его, братцы, в огонь, пока не стряслось чего?!
— Эй, эй! — прикрикнул Фронг, который, как понял юноша, был тут за старшего. — Я сейчас самого тебя в огонь брошу, Эйнзид! А ты, молодой хире, объясни-ка нам, что творится. Я такого не припомню, чтобы столько времени стояла сплошная темень, а чертовы карлики лезли из-под земли, что твои черви после дождя.
— Я знаю не больше вашего, но в Люддерзи они прикончили достаточно народу, чтобы их следовало остерегаться, — сказал Фолькон. — Полагаю, что подобное творится везде, и потому тороплюсь в столицу.
— А что в столице-то?
— В столице есть люди, которые ведают куда больше моего и знают, что надобно делать.
— Пресветлый король, что ли?
— Не только…
Слова Фолькона скорее выдавали желаемое за действительное, ибо он даже не знал, живы ли его бывые соратники. Фронг помолчал, о чем-то крепко задумавшись, после чего вымолвил:
— Поеду-ка я с тобой, молодой хире. Сидеть тут, ничего не зная, можно до конца света, а он, мнится мне, вот-вот наступит. К тому же у меня есть в столице кое-какие дела, и не худо бы их обстряпать, покамест есть в том смысл.
— Стало быть, вы меня отпускаете?
— Отчего же нет? Вот только подождем, пока сварится твоя лошадь — на голодный желудок отправляться в дорогу не годится. Эй, Свонк! Проснись-ка да найди там среди рухляди мое парадное платье!
Один из спавших до сей поры разбойников выбрался из-под облезлой медвежьей шкуры и, вытаращив глаза, уставился на Мальтуса Фолькона. Потом он вскочил на ноги, перепрыгнул через костер, едва не перевернув котел, и обнял юношу, бормоча:
— Хире Фолькон! Хире Фолькон! Да вы никак живы!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
еще более скорбная, нежели восьмая, ибо в ней мы вместе с Хаиме Бофранком узнаем новость чрезвычайно ужасную и неожиданную
Все вещи двулики, ибо Богу угодно было противопоставить себя миру,
и Он оставил ему только видимость вещей, а сущность их и истину забрал себе…
Оттого-то всякая вещь есть противоположность тому, чем она кажется в этом мире.
Себастьян Франк «Парадоксы»
— Хире Дивор! Хире Дивор!! — вскричал в скорби своей Бофранк и прижал голову толкователя к груди. Слабый стон был ему ответом; Альгиус открыл глаза и, глядя одним из них на субкомиссара, а вторым — бог весть куда, пробормотал:
— Верно, я еще жив? Боюсь, не столь много осталось мне… и как не хочется умирать в этом дрянном месте, если бы вы знали, хире Бофранк, если бы вы только знали… С другой стороны, все прочие места, где я имел куда более верные шансы умереть, немногим приятнее — взять хотя бы мою постылую постель. Однако ж, чаю, я успею помочь вам. Но готовы ли вы услышать то, что я скажу вам, хире Бофранк?
— Я готов услышать все, хире Дивор. Кажется мне, что я выслушал в последнее время уже предостаточно самых неправдоподобных вещей, а во многие из них к тому же уверовал…
— В таком случае приготовьтесь узнать, кто таков Люциус Фруде и где пребывал он все годы ваших тщаний, — сказал Альгиус.
— Кто же он?! — вскричал в волнении Бофранк.
— Ваш добрый друг и советник — Проктор Жеаль.
Бофранк обомлел и как будто закаменел на мгновение.
— Как вы можете говорить такое?! — вскричал он.
— Судите сами, хире Бофранк, — Жеаля нет, нет и Деревянного Колокола, каковой я по недомыслию оставил ему на сохранение… Полагаю, упырь в злобе и тщеславии бросил нам сей магический предмет, за что был крепко наказан хозяином, и теперь Люциус поспешил вернуть себе столь нужную вещь, оставив пса своего умертвить нас… Я только сейчас, узрев близкую смерть, понял истину. Ах, как жаль, что не догадался я о сем раньше, слепец, жалкий я слепец! А вы вспомните, хире Бофранк… — Голос Альгиуса ослабел. — Вспомните…
23 
