– Ну что ж, мне кажется, это неплохо, – заметил Портос.
– Ах, боже мой, конечно, нет, дорогой мой. Но как это было сказано! Просто невероятно, – перебил он свой рассказ, – сколько это печенье поглощает вина. Настоящая губка! Жемблу, еще бутылку!
Поспешность, с которой была принесена бутылка, свидетельствовала об уважении, которым пользовался д’Артаньян в заведении.
Он продолжал:
– Я уже уходил, как он опять подозвал меня и спросил: «У вас три лошади были убиты и загнаны?» – «Да, монсеньор». – «Сколько они стоят?»
– Что же, это, по-моему, похвальное намерение, – заметил Портос.
– Тысячу пистолей, – ответил я.
– Тысячу пистолей! – вскричал Портос. – О, это чересчур, и если он знает толк в лошадях, он должен был торговаться.
– Уверяю вас, ему этого очень хотелось, этому скряге. Он подскочил на месте и впился в меня глазами. Я тоже посмотрел на него. Тогда он понял и, сунув руку в ящик, вытащил оттуда билеты Лионского банка.
– На тысячу пистолей?
– Ровно на тысячу, этакий скряга, ни на пистоль больше.
– И они при вас?
– Вот они.
– Честное слово, по-моему, он поступил как порядочный человек, – сказал Портос.
– Как порядочный человек? С людьми, которые не только рисковали из-за него своей шкурой, но еще оказали ему большую услугу!
– Большую услугу, какую же? – спросил Портос.
– Еще бы, я, кажется, задавил ему одного парламентского советника.
– Как! Это тот черный человечек, которого вы сшибли с ног у кладбища?
– Именно, мой милый. Понимаете ли, он очень мешал ему. К несчастью, я не раздавил его в лепешку. Он, по-видимому, выздоровеет и еще наделает кардиналу неприятностей.
– Вот как! А я еще осадил мою лошадь, которая чуть было не смяла его. Ну, отложим это до следующего раза…
– Он должен был, скупец, заплатить мне за этого советника!
– Но ведь вы не совсем его задавили? – заметил Портос.
– А! Ришелье все равно сказал бы: «Пятьсот экю за советника!» Но довольно об этом. Сколько вам стоили ваши лошади, Портос?
– Эх, друг мой, если б бедный Мушкетон был здесь, он назвал бы вам точную цену в ливрах, су и денье.
– Все равно, скажите хоть приблизительную, с точностью до десяти экю.
– Вулкан и Баярд мне стоили каждый около двухсот пистолей, и если оценить Феба в полтораста, то это, вероятно, будет полный счет.
– Значит, остается еще четыреста пятьдесят пистолей, – сказал д’Артаньян удовлетворенно.
– Да, – ответил Портос, – но не забудьте еще сбрую.
– Это правда, черт возьми! А сколько стоит сбруя?
– Если положить сто пистолей на три лошади, то…
– Хорошо, будем считать, сто пистолей, – прервал д’Артаньян. – У нас остается еще триста пятьдесят.
Портос кивнул головой в знак согласия.
– Отдадим пятьдесят хозяйке в счет нашего содержания и поделим между собой остальные триста.
– Поделим, – согласился Портос.
– В общем, грошовое дело, – пробормотал д’Артаньян, пряча свои билеты.
– Гм… – сказал Портос, – это уж всегда так. Но скажите-ка…
– Что?
– Он совершенно обо мне не спрашивал?
– Ну как же! – воскликнул д’Артаньян, боясь обескуражить своего друга признанием, что кардинал ни словом о нем не обмолвился. – Он сказал…
– Что он сказал? – подхватил Портос.
– Подождите, я хочу припомнить его подлинные слова. Он сказал: «Передайте вашему другу, что он может спать спокойно».
– Отлично, – сказал Портос. – Ясно как день, что все-таки он собирается сделать меня бароном.
В этот момент на соседней церкви пробило девять часов.
Д’Артаньян вздрогнул.
– В самом деле, – сказал Портос, – бьет девять, а в десять, как вы помните, у нас свидание на Королевской площади.
– Молчите, Портос, – нетерпеливо воскликнул д’Артаньян, – не напоминайте мне об этом. Со вчерашнего дня я сам не свой. Я не пойду.
– Почему? – спросил Портос.
– Потому что мне очень тяжело видеть снова двух людей, по вине которых провалилось наше предприятие.
– Но ведь ни тот, ни другой не одержали над нами верх. Мой пистолет был еще заряжен, а вы стояли оба лицом к лицу со шпагами в руке.
– Да, – сказал д’Артаньян, – но не кроется ли в свидании…
– О, вы так не думаете, д’Артаньян.
Это была правда. Д’Артаньян не считал Атоса способным на обман, а просто искал предлога, чтобы увильнуть от свидания.
– Надо идти, – сказал великолепный сеньор де Брасье. – Иначе они подумают, что мы струсили. Ах, мой друг, раз мы бесстрашно выступили вдвоем против пятидесяти противников на большой дороге, то мы можем смело встретиться с двумя друзьями на Королевской площади.