Особенно,... 
292 
Атос на это только улыбнулся, ничего не ответив. Через пять минут они стучали у двери герцога.
У входа стоял часовой, как это полагается в домах лиц с высоким положением, а во дворе находился даже маленький отряд, подчиненный помощнику принца Конти. Как говорилось в песенке, герцог Бульонский страдал приступом подагры и лежал в постели. Но несмотря на эту тяжелую болезнь, мешавшую ему ездить верхом уже целый месяц, то есть с того самого момента, как началась осада Парижа, он все же согласился принять графа де Ла Фер и шевалье д’Эрбле.
Друзей ввели к герцогу. Больной лежал на кровати, тем не менее в самой воинственной обстановке. На стенах были развешаны шпаги, аркебузы, пистолеты, латы, и нетрудно было предвидеть, что как только герцог выздоровеет, он тотчас же задаст врагам парламента самую хитрую задачу. А пока, к крайней своей досаде, – по его словам, – он был вынужден лежать в постели.
– Ах, господа, – воскликнул он, увидев своих двух гостей и сделав, чтобы приподняться, усилие, вызвавшее на его лице гримасу страдания, – какие вы счастливцы! Вы можете ездить верхом, двигаться, сражаться за народное дело, меж тем как я, – вы сами видите, – прикован к своему одру. Черт бы побрал эту подагру, – добавил он, и по лицу его снова пробежала судорога боли. – Чертова подагра!
– Монсеньор, – сказал Атос, – мы прибыли из Англии и, попав в Париж, сочли своим первым долгом узнать о вашем здоровье.
– Благодарю вас, господа, благодарю, – отвечал герцог. – Здоровье мое плохо, как вы видите, очень плохо… Чертова подагра! А, так вы приехали из Англии? Король Карл пребывает в добром здравии, я слышал?
– Он умер, монсеньор, – сказал Арамис.
– Неужели? – воскликнул герцог в изумлении.
– Он умер на эшафоте по приговору парламента.
– Не может быть!
– Казнь произошла в нашем присутствии.
– Что же мне говорил господин Фламаран?
– Господин Фламаран? – переспросил Арамис.
– Да, он только что вышел отсюда.
Атос улыбнулся.
– С двумя спутниками? – сказал он.
– Да, с двумя спутниками, – ответил герцог и тотчас прибавил с некоторой тревогой: – Разве вы их встретили?
– Да, кажется, на улице, – ответил Атос и с улыбкой взглянул на Арамиса, который, со своей стороны, глядел на него с некоторым удивлением.
– Чертова подагра! – воскликнул герцог, явно чувствуя себя неловко.
– Монсеньор, – сказал Атос, – надо быть глубоко преданным народному делу, чтобы оставаться, будучи больным, во главе армии. Такая стойкость вызывает во мне и в господине д’Эрбле величайшее восхищение.
– Что делать, господа! Надо жертвовать собой ради народного блага, и лучшим примером этого являетесь вы, столь смелые и преданные, вы, которым мой дорогой друг, герцог Бофор, обязан своей свободой, а может быть, и жизнью. И вот, как видите, я приношу себя в жертву; но, признаюсь, силы начинают изменять мне. Голова и сердце у меня в порядке; но эта чертова подагра убивает меня, и признаюсь вам, если бы двор удовлетворил мои требования, вполне справедливые, потому что я прошу только уже обещанное мне прежним кардиналом возмещение, взамен отнятого у меня Седанского герцогства… так вот, признаюсь вам, если бы мне дали владения той же стоимости, возместив все убытки, понесенные мною за то время, что я им не пользовался, именно за восемь лет, – далее, если бы прибавили княжеский титул к родовым титулам моего дома, снова назначили моего брата Тюренна главнокомандующим, – то я тотчас бы удалился в свои поместья, предоставив двору и парламенту улаживать самим свои дела, как им заблагорассудится.
– И вы были бы совершенно правы, монсеньор, – сказал Атос.
– Таково ваше мнение, не правда ли, граф де Ла Фер?
– Вполне.
– И ваше также, шевалье д’Эрбле?
– И мое также.
– В таком случае уверяю вас, господа, – продолжал герцог, – я, по всей вероятности, остановлюсь на этом решении. Двор делает мне в настоящее время различные предложения, и от меня одного зависит, принять их или нет. До сих пор я от них отказывался, но если такие люди, как вы, говорят мне, что я не прав, да еще чертова подагра лишает меня возможности по-настоящему служить парижанам, то, честное слово, мне очень хочется последовать вашему совету и принять предложение, только что сделанное господином де Шатильоном.
– Примите его, герцог, – сказал Арамис, – примите его.
– Честное слово, я его приму. Мне даже досадно, что я сейчас чуть не отказался… Но на завтра у нас опять назначена встреча, и тогда мы посмотрим.
292 
