– А как длинна эта полумиля? – спросил д’Артаньян. – В нашей прекрасной Франции бывают разные мили.
– Десять минут хода для проворных ног вашей лошади, сударь.
Д’Артаньян поблагодарил погонщика и дал шпоры коню. Потом, невольно взволнованный при мысли, что снова увидит этого странного человека, который его так любил, который так помог своим словом и примером воспитанию в нем дворянина, он мало-помалу стал сдерживать лошадь и продолжал путь шагом, опустив в раздумье голову.
Встреча с крестьянином и его поведение дали и Планше повод к серьезным размышлениям. Никогда еще, ни в Нормандии, ни во Франш-Конте, ни в Артуа, ни в Пикардии – областях, где он больше всего живал, – не встречал он у крестьян такой простоты в обращении, такой степенности, такой чистоты языка. Он готов был думать, что встретил какого-нибудь дворянина, фрондера, как и он, который по политическим причинам был вынужден, тоже как он, переменить обличье.
Возчик сказал правду: вскоре за поворотом дороги глазам путников предстал замок Лавальер; а вдали, на расстоянии примерно с четверть мили, в зеленой рамке громадных кленов, на фоне густых деревьев, которые весна запушила снегом цветов, выделялся белый дом. Увидев все это, д’Артаньян, которого нелегко было растрогать, ощутил в сердце своем странный трепет: такую власть имеют над нами в течение всей нашей жизни впечатления молодости.
Планше, не имевший поводов так волноваться и удивленный возбуждением своего барина, поглядывал то на д’Артаньяна, то на дом.
Мушкетер проехал еще несколько шагов и очутился перед решеткой, сделанной с большим вкусом, который отличает металлические изделия того времени.
За решеткой виднелись отличные огороды и довольно просторный двор, где лакеи в разнообразных ливреях держали под уздцы горячих верховых лошадей и стояла карета, запряженная парой лошадей местной породы.
– Мы сбились с дороги, или тот человек обманул нас, – сказал д’Артаньян. – Не может быть, чтобы здесь жил Атос. Боже мой, неужели он умер и это имение перешло к какому-нибудь из его родственников! Сойди с лошади, Планше, и пойди разузнай. Признаюсь, у меня не хватает храбрости.
Планше соскочил с лошади.
– Ты скажешь, – продолжал д’Артаньян, – что один дворянин, находящийся здесь проездом, желает засвидетельствовать свое почтение графу де Ла Фер, и если ответ будет благоприятный, тогда можешь назвать мою фамилию.
Планше, ведя лошадь под уздцы, подошел к воротам и позвонил. На звонок тотчас же вышел седой лакей, несмотря на свой возраст, державшийся вполне прямо.
– Здесь живет граф де Ла Фер? – спросил Планше.
– Да, здесь, сударь, – ответил слуга, так как Планше не был одет в ливрею.
– Отставной военный, не так ли?
– Совершенно верно.
– У которого был лакей по имени Гримо? – расспрашивал Планше, с обычной своей осторожностью считавший, что лишняя справка не помешает.
– Господин Гримо сейчас в отъезде, – ответил лакей, не привыкший к подобным допросам и начинавший уже оглядывать Планше с головы до ног.
– В таком случае, – сказал радостно Планше, – я вижу, что это тот самый граф де Ла Фер, которого мы ищем. Откройте мне, пожалуйста, я хотел бы доложить графу, что мой господин, его друг, приехал сюда и желает его видеть.
– Что же вы раньше этого не сказали? – ответил лакей, отворяя ворота. – Но где же ваш господин?
– Он едет за мной.
Лакей отворил ворота и пропустил Планше. Тот сделал знак д’Артаньяну, который въехал во двор, испытывая небывалое волнение.
Взойдя на крыльцо, Планше услышал, как кто-то говорил в нижней зале:
– Где же этот дворянин? Отчего вы не проведете его сюда?
Этот голос, донесшийся до д’Артаньяна, пробудил в его сердце тысячу ощущений, тысячу забытых воспоминаний. Он поспешно соскочил с лошади, между тем как Планше, с улыбкой на губах, уже подходил к хозяину дома.
– Да ведь я знаю этого молодца! – сказал Атос, появляясь на пороге.
– О да, господин граф, вы меня знаете, и я также вас хорошо знаю. Я Планше, господин граф. Планше, помните ли…
Но тут честный слуга запнулся, пораженный наружностью Атоса.
– Что? Планше? – вскричал Атос. – Неужели д’Артаньян здесь?
– Я здесь, мой друг! Я здесь, дорогой Атос! – пробормотал, чуть не шатаясь, д’Артаньян.
Теперь и прекрасное, спокойное лицо Атоса изобразило сильное волнение. Не спуская глаз с д’Артаньяна, он сделал два быстрых шага к нему навстречу и нежно обнял его. Д’Артаньян, оправившись от смущения, в свою очередь, сердечно, со слезами на глазах, обнял друга.