97 
– Неужели ты окончательно превратился в торговца, Планше, – сказал д’Артаньян, – и намерен прозябать в своей лавчонке даже теперь, после того как мы встретились?
– Гм! Не все же созданы для такой деятельной жизни, как вы, сударь, – возразил Планше. – Посмотрите хоть на господина Атоса. Кто узнает в нем того храбреца и забияку, которого мы видели двадцать лет тому назад? Он живет теперь как настоящий помещик. Да и на самом деле, сударь, что может быть лучше спокойной жизни?
– Лицемер! – воскликнул д’Артаньян. – Сразу видно, что ты подъезжаешь к Парижу, а в Париже тебя ждут веревка и виселица.
Действительно, они уже подъезжали к заставе. Планше, боясь встретить знакомых, которых у него на этих улицах было множество, надвинул на глаза шляпу, а д’Артаньян закрутил усы, думая о Портосе, поджидавшем его на Тиктонской улице. Он придумывал, как бы отучить его от гомерических пьерфонских трапез и немножко сбить с него владетельную спесь.
Обогнув угол Монмартрской улицы, д’Артаньян увидел в окне гостиницы «Козочка» Портоса. Разодетый в великолепный, расшитый серебром камзол небесно-голубого цвета, он зевал во весь рот, так что прохожие останавливались и с почтительным изумлением глядели на красивого, богатого господина, которому, по-видимому, ужасно наскучило и богатство и величие.
Портос тоже сразу заметил д’Артаньяна и Планше, как только они показались из-за угла.
– А, д’Артаньян! – воскликнул он. – Слава богу, вот и вы!
– Здравствуйте, любезный друг, – сказал д’Артаньян.
Кучка зевак в одну минуту собралась поглазеть на господ, перекликавшихся между собой, пока сбежавшиеся конюхи брали их лошадей под уздцы. Но д’Артаньян нахмурил брови, а Планше сердито замахнулся, и это быстро заставило рассеяться толпу, которая становилась тем гуще, чем меньше понимала, ради чего она собралась.
Портос уже стоял на крыльце.
– Ах, милый друг, – сказал он, – как здесь скверно моим лошадям.
– Вот как! – сказал д’Артаньян. – Мне от души жаль этих благородных животных.
– Да и мне самому пришлось бы плохо, если бы не хозяйка, – продолжал Портос, самодовольно покачиваясь на своих толстых ногах. – Она очень недурна и умеет понимать шутки. Не будь этого, я, право же, перебрался бы в другую гостиницу.
Прекрасная Мадлен, вышедшая в это время тоже, отступила и побледнела как смерть, услышав слова Портоса. Она думала, что сейчас повторится сцена, происшедшая когда-то у д’Артаньяна с швейцарцем. Но, к ее величайшему изумлению, д’Артаньян и ухом не повел при замечании Портоса и, вместо того чтобы рассердиться, весело засмеялся.
– Я понимаю, любезный друг! – сказал он. – Где же Тиктонской улице равняться с Пьерфонской долиной! Но успокойтесь, я покажу вам местечко получше.
– Когда же?
– Черт возьми! Надеюсь, что очень скоро.
– А, прекрасно!
При этом восклицании Портоса за дверью послышался слабый стон, и д’Артаньян, соскочивший с лошади, увидел рельефно выступающий огромный живот Мушкетона. Взгляд у него был жалобный, и глухие стенания вырывались из его груди.
– Должно быть, эта гнусная гостиница оказалась неподходящей и для вас, любезный Мустон? – спросил д’Артаньян, то ли сочувствуя Мушкетону, то ли подшучивая над ним.
– Он находит здешний стол отвратительным, – сказал Портос.
– Кто же мешает ему приняться за дело самому, как, бывало, в Шантильи?
– Здесь это невозможно, сударь, – грустно проговорил Мушкетон. – Здесь нет ни прудов принца, в которых ловятся такие чудесные карпы, ни лесов его высочества, где попадаются нежные куропатки. Что же касается до здешнего погреба, то я внимательно осмотрел его, и, право, он немногого стоит.
– Я охотно пожалел бы вас, господин Мустон, – сказал д’Артаньян, – не будь у меня другого, гораздо более неотложного дела… Любезный дю Валлон, – прибавил он, отводя Портоса в сторону, – я очень рад, что вы при полном параде: мы сию же минуту отправимся к кардиналу.
– Как? Неужели? – воскликнул ошеломленный Портос, широко открыв глаза.
– Да, мой друг.
– Вы хотите меня представить?
– Вас это пугает?
– Нет, но волнует.
– Успокойтесь, мой дорогой, это не прежний кардинал. Этот не подавляет своим величием.
– Все равно, д’Артаньян, вы понимаете – двор!
– Полноте, друг мой, теперь нет двора.
– Королева!
– Я чуть было не сказал, что теперь нет королевы. Королева? Не беспокойтесь: мы ее не увидим.
97 
