73 
Тойер растерянно пожал плечами. Тема была ему уже безразлична, женщины его в тот момент не волновали. Ему хотелось остаться жить у Фабри и Сталина. Он взял со стола очередную бутылку.
— Короче, плевать, что там пишут поборники и противники психоанализа, но одно все-таки бесспорно — точное описание себя способно даже исцелять, оно обладает соматическим действием. Люди избавляются от аллергии, худеют, перестают видеть сны, в которых они трахают родную маму… — Фабри усмехнулся чуть-чуть принужденно. Тойер сообразил, что его друг подпускал в свою речь парочку вульгаризмов только ради него, хотя сам мыслил гораздо более научно. Это могло бы его обидеть, но он предпочел растрогаться. — Ладно, один из постулатов гуманизма — то, что истина помогает. Но мы с тобой, Иоганнес, знаем другое. Есть люди, которым ложь помогает гораздо больше, чем истина. Истины же они не выносят. Лжецы, хвастуны, мошенники, рецидивисты, киллеры. Те, кто чувствует себя живым, здоровым и полноценным, когда прикончит какую-нибудь девчонку. Такие ведь тоже встречаются. Так что зло существует.
Тойер подумал о Дункане — тот чуть не убил его в прошлом году. Вот у Дункана как раз были налицо все признаки удовлетворения от самого процесса лишения жизни. Он поведал об этом Фабри и, помолчав, добавил:
— Но прежде ты и сам говорил, что тоже боишься истины. Значит, следуя твоей логике, ты тоже принадлежишь к таким людям? К злым? — Он скорее шутил, чем говорил серьезно, но Фабри воспринял его аргумент всерьез, смерил друга долгим взглядом и наконец негромко ответил:
— Во-первых, любезный мой Иоганнес Тойер, ты тоже причислял себя к тем, кто боится правды, только твоя счастливая натура вытеснила это из твоей памяти; во-вторых, и в том, что касается меня, — да, я тоже из числа «тех самых». Вероятно, ты уже забыл, отчего я ушел со службы?
— Я никогда этого до конца и не знал. Ты был хорошим полицейским, потрясающим, лучшим из нас. Впрочем, я также никогда не мог понять, почему ты к нам пришел. И вообще, у тебя случился единственный прокол за много лет работы, служебное расследование доказало твою невиновность…
— Теперь слушай, — Фабри заговорил громче. — Я избил одного типа, который малость обнаглел. Бедная скотина без всяких шансов стать человеком, самовлюбленный кретин. А оправдал меня, между прочим, некий Иоганнес Тойер. Он без тени сомнения установил, что парень набросился на меня и, когда я прибег к необходимой самообороне, не образумился, продолжал бушевать. Мы с тобой оба знаем, что коллега Тойер был наделен способностью видеть сквозь стены — такой уж он одаренный следователь. Обман во имя дружбы, а большинство коллег поверили — слава Богу, что подонка так вовремя приструнили, не то бы он еще наломал дров, зачем же возлагать вину на своего сотрудника? Но все было не так. Многие иногда срываются, по-человечески это понятно. Вот только я никогда не забуду, с какой охотой я это сделал. Пару раз я бил ради удовольствия, метил в ухо, зная — я наношу ему такую травму, что он век не забудет. Власть, Тойер. Я чувствовал ее, упивался властью, я мог манипулировать парнем, чтобы он еще благодарил меня, если я перестану его бить или причиню не такую сильную боль, как он ожидал. Все это я ощущал и наслаждался этим. Я обнаружил в себе злость, Зло. Поэтому и ушел из полиции. Возможно, я всегда знал в себе это Зло, поэтому и поступил в полицию — хотел от него избавиться, но не вышло. Теперь я злюсь на себя и медленно себя убиваю.
Надвинулась ночь, во всех смыслах этого слова. Тойер встал и зажег свет.
— Ты слишком много бываешь один… — начал он, не зная, что говорить дальше, но потом продолжил: — Ты не прав. Никто не хочет знать всю правду целиком, но никто и не лжет. Абсолютно злых людей нет. А хорошие те, кто дает своему злу как можно меньше воли… Все остальное — пошлые выдумки.
Фабри молча ушел на кухню за новой партией пива. Тойер был поражен, как удачно он сумел возразить, а когда его друг вернулся и спокойно и методично поставил в ряд пивные бутылки, в том числе и адски крепкий дрожжевой шнапс, хмельному сыщику удалось изречь еще одну неожиданную мысль:
— Тяжелей всего приходится, если хочешь оставаться в ладу с собственной волей.
Пораженный Фабри взглянул на него.
— А ведь и верно. — Тут он умолк и надолго ушел в себя. — В общем, так, — проговорил он наконец. — Религия может помочь человеку отказаться от собственной воли, если он этого жаждет, но может обернуться безумием. Смотри, у Плазмы имеется собственное решение, причем уже много лет. Даже я знаю про этого сумасшедшего и его бредовые речи. Он придумал себе миссию — свой город и космическую угрозу — и ходит по городу и окрестностям, предостерегая и проповедуя. У него вообще нет мотивов для убийства, ни малейших. Зато у рогатого супруга они есть, да еще какие!
73 
