76 
— У нас в Германии никогда не бывало и массового убийства в школе. Теперь же пожалуйста, притом самое крупное в Европе. — Тойер был оскорблен. Но потом поймал взгляд Ильдирим, просивший прощения, и у него потеплело на сердце. Одновременно возобновились и муки совести.
— Завтра мы еще раз проверим перемещения средств на счете рогоносца, и насрать мне на Зельтманна. — В устах Лейдига, с его благовоспитанностью китайского медиевиста, это смачное выражение прозвучало особенно убедительно. — Я просто заявлю, что здоров; надеюсь, это примут как должное.
— Но если это ничего не даст? — возразил Штерн. — Мы ведь уже просматривали все распечатки.
— Тогда я сам у него спрошу! — вскричал Хафнер. — Сделаю это абсолютно приватно, в нерабочее время, поговорю с ним не как с инвалидом, а как с нормальным мужиком. Тут он все и расскажет… Что, неужели нет пива? — Вероятно, этот вопрос давно крутился у него на языке, и наконец момент показался ему подходящим.
Не желая расстраивать своего подчиненного, Тойер молча кивнул в сторону кухни.
— Возможно, деньги тут ни при чем, — размышлял он дальше, — какая-нибудь женщина могла ему помочь и по другим мотивам…
— Ха-ха, какая баба втрескается в парня, у которого ниже пояса ничего не работает? Да еще так сильно втрескается, что пойдет ради него на два убийства? — вскричал Хафнер, как раз вернувшийся с пятью бутылками. Позже Тойер установит, что его комиссар успел за несколько секунд высосать на кухне шестую бутылку. — Ни одна не сделает этого даже ради хрена с дубинку, а тут что? Что же это за баба такая?
— Проститутка.
Ильдирим произнесла это как само собой разумеющееся, но с тем большим изумлением все повернулись к ней.
— Да, проститутка, — подтвердила она.
Хафнер ради приличия расставил бутылки на журнальном столике, но как-то нечаянно получилось, что к нему они оказались ближе всего.
— Чего ради? — возразил он. — Что взять с такого калеки? Зачем он ей сдался? Нет, эта версия никуда не годится!
Почти деликатно, как слабоумному, ему объяснили, что оплата может ориентироваться на самые разные потребности, а не только на физиологию. Хафнер упрямо стоял на своем:
— Значит, если я и так от случая к случаю, а в последнее время и вообще… — По-видимому, у него были веские причины не договаривать.
Тойер вцепился в эту идею. Вполне возможно, и даже весьма вероятно. Проститутка, замученная клиентами, может найти себе беззащитного, беспомощного импотента и полюбить его. Да, полюбить.
А ведь ради любви чего только не сделаешь! Он посмотрел на Ильдирим и мучительно ясно осознал, что толика этой истины относится и к ней, что, пожалуй, она не сможет любить его долго, если он будет все время желать ее как женщину. Словно угадав его мысли, она отвела глаза. Старший гаупткомиссар волевым усилием взял себя в руки.
— Остаются две проблемы, — сказал он. — Убийство Танненбаха и, соответственно, фамилия клиента, записанная в журнале регистрации.
— Наверняка она вымышленная! — Хафнер уже сильно окосел. Вероятно, успел где-то тяпнуть шнапса, а может, у него постепенно сдавала печень.
— Ясно, что вымышленная, Томас. — Вывести Штерна из себя было нелегко, но сейчас это произошло. — Но во-первых, это мужская фамилия.
Шеф благодарно кивнул.
— Во-вторых, вот так, из любви, не совершают несколько убийств, — продолжал он.
— В-третьих, Плазма… прошу прощения, господин фон Гросройте, исчез, — холодно добавил Лейдиг. — А еще ассистентка окулиста сообщила, что на прием записывался мужчина. Впрочем, позвонить мог и Людевиг в инвалидном кресле.
Штерн неодобрительно покачал головой:
— И что дальше? Вечером на прием вместо записавшегося Бенедикта Шерхарда является женщина — мол, мой муж не успевает к назначенному времени, а у меня тоже проблемы со зрением… Как раз такие номера у Танненбаха не проходили, он просто отсылал людей.
— Почему бы и нет? Откуда она вообще могла знать об этом? — Лейдиг выпрямился. — А как вам такой вариант: «Ваша помощница, вероятно, неправильно поняла меня. Я француженка, Бенедикт Жерар».
Тойер уставился на него, потом хлопнул себя по лбу с криком «А-а!». Снова хлопнул по лбу, выхватил из-под носа у Хафнера одну бутылку — все пиво тем временем перекочевало на его край — и попытался сделать глоток, не откупорив бутылку.
— Когда убийца ушел, окулист еще был жив, и он сорвал со стены постер с видом Парижа.
76 
