Особенно,... 
41 
В двенадцать часов, как и положено, все выпили шампанского, минуты две раздавались восторженные возгласы, тосты... Казалось, веселье только разгорается и сейчас французы пустятся вприсядку под зажигательный шансон Антанты, и вдруг – этого я никак не ожидал – все начали расходиться по домам. Никто не подрался. Никто не потянул на себя скатерть с закусками, никто не заснул, упав лицом в крем-брюле, никто не попытался закинуть винегрет ложечкой в плафон люстры. Все накинули на себя соболиные и норковые шубы и разъехались по домам. Так что не надо говорить, будто на Западе плохой тон носить меха. Просто надо знать, где их носить. Если вы пойдете в соболиной шубе по нищенским кварталам, вас, конечно, обольют краской якобы зеленые. Якобы из любви к животным. А на самом деле просто из чувства зависти. Половина зеленых на Западе – это те, кто не могут позволить себе купить меха и подвели под свою зависть философию, позволяющую им без угрызений совести обливать краской тех, кому завидуют. А купи, подари женщине из партии зеленых норковую шубу, и она тут же забудет о своей любви к норкам, поскольку даже не знает, как этот зверек выглядит. И вообще, почему, если зеленые так любят животных, они сами носят обувь, сделанную из кожи убитых коров, свиней, страусов и крокодилов? Однако вернемся к парижскому Новому году.
Уже к часу ночи в опустевшем ресторане остались только немногочисленные русские, которые начали целоваться с Антантой и под ее зажигательное пение пустились в пляс. Французские официанты выстроились вдоль стен ресторана и смотрели с восхищением на наши половецкие пляски. В смокингах они были похожи на зрителей-аристократов, которые смотрят выступление русского ансамбля пьяного танца.
Потом мне объяснили, что Новый год в Европе встречать до утра, как в России, вообще не принято. За месяц до Нового года в телекомпанию REN TV было назначено новое руководство из Германии. Немец – генеральный директор – попросил режиссеров дать ему план передачи в новогоднюю ночь. Естественно, принесли ему сценарий обычного «Голубого огонька». Немец посмотрел сценарий, собрал режиссеров и сказал, что денег он на такую долгую передачу до четырех утра не даст. Неразумные траты. В половине первого уже все телезрители лягут спать. Бедный немец так и не понял, почему все редакторы и режиссеры начали хохотать. Как ему объяснить, что наш человек обожает смотреть «Голубой огонек» до синевы и только в четыре или в пять утра вдруг заявляет: «Эту дрянь невозможно смотреть!»? Как ему втолкуешь, что мы – люди с другим энергетическим потенциалом? Это они не празднуют Новый год, потому что энергетически истощаются на праздновании Рождества. Слабаки! А нашей энергии хватает на празднование и их Рождества, и нашего! По старому стилю, по новому... Это же никому в мире не объяснишь, что означает выражение «Старый Новый год».
13 января 2002 года я был на отдыхе в швейцарском отеле в Альпах. Русские разгулялись по полной программе: сняли на ночь пару горных вершин с подъемниками, оплатили работу персонала этих подъемников до утра, туда наверх забросили десант отечественной попсы. Полночи над Альпами неслось «Как упоительны в России вечера»... В ресторане же царило такое веселье, что все остальные национальности просто покинули его. Официант, который обслуживал меня, задал вопрос: что сегодня празднуют русские? Я ему ответил честно: «Old New Year!» Он ушел на кухню и долго не появлялся, видимо пытался с коллегами разгадать эту загадку – оксюморон. Не менее загадочную, чем «живой труп», «горячий снег» или «честный депутат».
Конечно, официантам нравятся русские загулы. Но в душе они над нами посмеиваются. Во-первых, наши не умеют, как принято на Западе, сдерживать свои чувства. Для официантов это выглядит не только забавно, но и весьма удручающе, когда наши начинают переходить от столика к столику, пересаживаются, меняются местами и потом бедные официанты не знают, кому за какой столик подавать какой счет. Во-вторых, наши заказывают вина не по вкусу, а по цене. У нас еще есть олигархфренды, которые, придя в ресторан на Западе, считают самым крутым громко, чтобы все в ресторане их слышали, сказать официанту:
– Мне, пожалуйста, самое дорогое вино!
Или, что еще хуже:
– Мне – самое лучшее вино, которое у вас тут есть во Франции! И побыстрее.
Самых лучших вин во Франции не бывает. Как, впрочем, и самых дорогих.
В тот же вечер в Швейцарии четверо русских со своими женами, после того как пили весь день в горах глинтвейн, решили попробовать самое дорогое французское вино.
41 
