Джоанна не совсем понимала, о чем это толкуют мужчины. Ее взгляд был прикован к мужу. Он долго смотрел на нее, а затем сказал:
— Значит, вы не позволите мне убить его, не так ли, девочка моя?
Ей показалось, что в его голосе прозвучала безнадежность. Она дала ему почувствовать свое раздражение:
— Разумеется.
Его вздох был глубоким и горьким.
— Черт возьми.
Она истолковала это ругательство как знак того, что она выиграла.
— Благодарю вас, — прошептала она. — Я знала, что вы можете быть разумным.
Она почувствовала такое облегчение, что бессильно опустилась на стул. Все мужчины снова сели.
— Мы последуем вашему совету, — заявил Габриэль.
— Совет злой, но толковый, — сказал Кит таким тоном, словно расхваливал свою хозяйку.
— Злой? — Она подумала, что в словах Кита нет никакого смысла. Искры, плясавшие в глазах Габриэля, тоже были абсолютно непонятны. Или он счастлив оттого, что спор закончен?
Она подняла глаза, желая увидеть реакцию отца Мак-Кечни. Он должен радоваться победе. Однако она ошиблась. Он по-прежнему был встревожен.
Она немедленно вновь насторожилась:
— Кит, что же именно вы называете злым?
— Это умный план, миледи, злой он или нет, — вмешался Колум.
— Какой план?
— Тот, который вы нам предложили. Разве вы не помните?
— Миледи не обременяет себя воспоминаниями, — заметил Кит. — Кажется, она никак не может упомнить дни. Взгляните: она и сегодня надела не тот плед.
— Может быть, кто-нибудь будет так любезен объяснить мне мой план?
— Мы ослепим нюхальщика, вот и все.
Об этом зверстве ей доложил Кит. За его словами последовало всеобщее ворчание.
Джоанна снова вскочила на ноги. Все мужчины тут же последовали ее примеру.
— У меня есть предложение: привязать миледи к ее стулу, — пробурчал Огги. — Я уже устал поминутно вскакивать и садиться.
Джоанна ощущала стучащую в висках головную боль. Она теряла терпение и почти проревела приказание мужчинам сесть.
Конечно, она понимала, что кричит, и постаралась успокоиться. «Разум, — повторяла она себе, — надо быть благоразумной с этими дикарями».
— Господа, в дом можно входить не только с парадного входа… — начала Джоанна. Ее голос был хриплым из-за усилия сдержаться.
— Миледи, — оборвал ее Кит, — нам было известно это и прежде. Разве вы все еще не уяснили себе этого? Мы пользуемся и задней дверью, и парадной, и…
— Помолчите! — прокричала Джоанна новый приказ. Она запустила пальцы в волосы и продолжала уже более спокойным голосом: — Вы вынуждаете меня срываться на крик! Истинный Бог, вынуждаете!..
— Вы опять кричите, миледи, — заметил Линдзи.
Она перевела дыхание. Бог свидетель, она или заставит их прислушаться к голосу разума, или умрет от этих попыток. Наверняка некоторые из них понимают, как грешна их мысль об ослеплении нюхальщика. Ей нужно только убедить в том же остальных. Все они члены ее клана, в конце концов, а следовательно, она за них ответственна.
— Помоги мне небо, — прошептала она.
— Что она говорит? — спросил Линдзи.
— Я не верю, что вы и впрямь думаете ослепить беднягу нюхальщика! — крикнула Джоанна.
— Вы подали нам эту мысль, миледи.
— Кит, если бы у меня в руках была чаша, клянусь, я бы…
— Вы выводите миледи из себя, — предостерег Кита Огги.
Она повернулась к мужу:
— Никто не должен ослеплять нюхальщика. Я не хочу даже слышать об этом. Когда я сказала, что в дом можно входить не только с парадного входа, я просто привела вашим людям пословицу, и… Истинный Бог, Кит, если вы еще раз попытаетесь сообщить мне о количестве здешних дверей, клянусь, я чем-нибудь в вас брошу!.. Я хотела сказать, супруг мой… О Господи, я забыла, что я хотела сказать!
— Вы пытались припомнить, через какие двери можно входить в дом, — подсказал ей Брайан.
— Вот уж нет! — крикнула она. — Я привела вам пословицу, глупый вы человек. Видите ли, есть много способов чистить рыбу. И если вы не хотите, чтобы нюхальщик видел пещеру, то вам нужно просто завязать ему глаза, когда вы его туда поведете.
— Да мы тут вообще не чистим рыбу, — возразил Линдзи. — Мы едим ее так.
Ей захотелось убить солдата. Вместо этого она молча смерила его свирепым взглядом.
— Вы только раздражаете ее! — крикнул Огги. — Ей и так нездоровится, а от этого ей будет совсем плохо. Лучше извинись, мальчик, — велел он.