61 
Старушка не была похожа на предыдущих визитеров прежде всего полным отсутствием страстей, внешних и внутренних. Ее мысли ощущались, как стоячая вода в пруду, забытом и заброшенном в самом дальнем уголке парка, вот только ряска еще не полностью затянула темную гладь, и в оставшихся просветах отражается небо. Светлое-светлое небо раннего зимнего утра, постепенно наливающееся прозрачно-белым сиянием, хотя солнце еще не показалось из-за линии горизонта. А под небом мне вдруг почудилась бесконечная равнина, припорошенная снежной пылью и замершая в ожидании порыва ветра или шагов, которые нарушат девственность чистого листа несколькими строчками… Эпилога или новой главы?
Следующий глоток обжигающе горячего чая подействовал на меня, как укол обезболивающего в кабинете у дантиста: челюсти онемели, хорошо хоть, что на считанные секунды, а не до окончания рабочего дня.
Я редко читал такие книги мыслей. Если быть честным, то самостоятельно и вовсе ни разу, но куратор, назначенный Коллегией, однажды обмолвился о чем-то подобном и, подкрепляя слова делом, продемонстрировал мне «чистое» сознание. Именно чистое, а не очищенное или, как брезгливо говорят профи, «зачищенное».
При всем внешнем сходстве разница между ними огромна: зачищенное поле мыслей похоже на тщательно выметенный пол, иногда даже с содранным паркетом. Такое сознание можно обиходить, перестелить ламинат, захламить столиками, стульчиками, шкафами и кроватями, но уюта в нем будет не больше, чем в меблированной комнате. Наемное жилье, оно и есть наемное. Передышка на пути, не более. Чистое сознание — лист бумаги, на котором можно написать, что угодно и без малейших усилий, поскольку человек готов к восприятию любой информации, готов поверить всему услышанному и принять, без вопросов и возражений. Готов сделать своим. Родным.
Сидящая передо мной пожилая женщина, сама того не сознавая, доверила мне свою дальнейшую судьбу. Скажи я, что воздух — твердый, а камень — невесомый, она затвердила бы и это не хуже молитвы. Так вот, как выглядит истинная власть над умами… Жутковато. Я не испугался ни послушницы мастера Карла, ни буйного христианина, а глядя на хрупкую старушку с ясными лучистыми глазами, дрожу, сам не зная, почему.
Хотя нет. Знаю. От возбуждения и желания попробовать… Попробовать побыть пастырем. Ууууу, вот и моя гордыня, легка на помине!
Интересно, как боролись с искушениями святые подвижники? Аскезой и отшельничеством? Я не отягощен прихотями, да и в людных местах предпочитаю находиться лишь по необходимости. Достаточно ли накопленных мной сил, чтобы победить соблазн?
— Вы чем-то встревожены? — вежливо спросила старушка.
Врать не стоит, но если отвечу искренне, придется рассказать и о причине моего волнения, поэтому предпочту ответить утвердительно, но уклончиво:
— Пожалуй.
— Вас смутила моя просьба? Простите великодушно, я думала, что…
— Что подобные просьбы я слышу каждый день с утра до вечера. Не хотелось бы вас огорчать, но дела обстоят несколько иначе.
Она растерянно сощурилась, и сеточка морщин раскинулась от уголков светлых глаз до крыльев носа:
— Мое желание…
— Имеет право на существование.
— Но оно не…
— В этом мире возможно все.
— Кроме чудес, — печально подытожила женщина.
Нестерпимо захотелось возразить, но я мысленно залепил себе пощечину. Не должно прозвучать ни одного лишнего слова, помнишь? Ни словечечка. Хотя моя собеседница глубоко заблуждается, начинать спор нельзя. Ни в коем случае.
Чудес не бывает? Ерунда! Вот я, к примеру, настоящее чудо, причем рукотворное. Не скажу, что радостное и всем довольное, но все-таки чудо. Пусть возникшее не по мановению руки, не по приказу волшебной палочки, явленное не в результате вдохновенных и страстных молений, а сотворенное усилиями нейрохирургии, но можно ли было предположить, что самый обычный человек способен…
А на что способен, собственно? Барахтаться в чужих сознаниях? Великое счастье, можно подумать! Пять лет назад я жил безмятежно, толком ничего не зная о существовании информационного поля, изучением которого занимался талантливый физик Макс Лювиг. Вернее, Макс фон Лювиг, хотя благородную приставку он предпочитал опускать. И наша судьбоносная, как любят высокопарно выражаться некоторые эстеты, встреча перевернула все с ног на голову, поставив жирную точку в конце главы, сумбурной, наполненной эмоциями и стремлениями, нелепой, но искренней.
61 
