91 
Прошло ровно пять секунд. Агата моргнула, глубоко вздохнула и смущенно спросила:
— Со мной что-то случилось? Я… не помню.
— Небольшой обморок, дорогая. И это не удивительно: столько волнений на голодный желудок! Вам непременно нужно покушать. Через несколько минут нас всех пригласят к столу и…
— Меня ждут к ужину дома, — рассеянно возразила девушка, и блондинка почему-то сразу же воодушевленно согласилась:
— Разумеется, вам лучше сейчас отправиться домой, моя дорогая! Я сама подвезу вас на машине, только закончу дела. Дайте мне несколько минут, а пока умойте лицо и непременно холодной водой!
— Да, конечно…
Агата выбралась в коридор, слегка покачиваясь, но я не сомневался, что она доберется до туалетной комнаты, поскольку мысли девушки были по механически, почти предельно четки.
«Умыться. Холодная вода. Ужин. Домой. Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо…»
Спокойствие. Умиротворенность. Целеустремленность. И никаких следов шока.
***
— Вы ничего не хотите нам сказать? — Ласково спросила фроляйн Штерн, скрестив руки на груди.
— Сказать? Что я должен сказать? — Герр Бломберг постарался выказать недоумение пополам с негодованием.
— Я говорила не о долге, а желании, но… Вы только что сами признали серьезность ситуации.
— Какой еще ситуации?
Анна скучно зевнула и склонила голову набок.
— Что произошло между вами и девушкой несколько минут назад?
— Ничего не произошло! Мы… разговаривали. Обсуждали экскурсионную программу.
— Тогда почему школьница находилась в ваших объятиях?
— Она… Ее… Ей просто стало нехорошо! — выкрутился герр Бломберг. — У нее закружилась голова, и я, чтобы девица не упала…
— Схватили ее за грудь, — резюмировала блондинка. — А бусы порвали, видимо, чтобы облегчить дыхание?
— Да, да, конечно!
— Тогда, в самом деле, не случилось ничего предосудительного. Вы считаете иначе?
Вопрос, обращенный ко мне, был задан с искренним интересом, хотя я, после удачной попытки сластолюбца оправдаться, используя подсказанный вариант, ожидал насмешливого упрека в стиле «у вас слишком богатое воображение».
— Да.
— И как, на ваш взгляд, все происходило?
Не люблю чувствовать себя клоуном на арене, но избегать ответа не буду:
— Очень просто. Этому господину понравилась юная школьница. Понравилась до такой степени, что он не смог подавить свою похоть и пытался принудить девушку к интимной близости. Уверен, фроляйн Кёне расскажет то же самое, когда придет в себя.
— Какая чушь! — взвился герр Бломберг, изображая оскорбленную невинность.
— Неужели? Тогда почему вы так сильно взволнованы?
— Это ваши личные домыслы!
И ведь он прав, черт меня подери. Свидетельствовать против него я не могу. Запрещено законом. Особенно если учесть мои приятельские отношения с семьей Кёне. Но главная проблема вовсе не в самонадеянном надутом индюке, уверенном в собственной безнаказанности. Нет, проблема стоит между мной и герром Бломбергом, сосредоточенно щуря голубые глаза.
— Девушка ничего не расскажет.
Я вздрогнул, уколотый отрешенным спокойствием голоса Анны.
— Конечно. Сейчас она в шоке, но чуть позже, когда…
— Она в полном порядке, и через пять минут вы сами это поймете.
Да знаю я, что Агата уже выходя в коридор, была в нормальном психологическом тонусе! Знаю. Но из каких источников черпает свою непоколебимость фроляйн Штерн? Она ведь сыграла против меня в этой партии. Приняла сторону насильника, поддержала, помогла выкрутиться… Почему?
Но я не успел окончательно и бесповоротно разозлиться на вероломную красавицу, потому что блондинка повернулась к герру Бломбергу, с прежним спокойствием повторив:
— Девушка ничего не расскажет.
Затем, после непродолжительной паузы тембр голоса Анны понизился, и если возможно говорить, делая нажим не на отдельное слово в предложении, а на каждую букву каждого слова, то следующая фраза прозвучала именно так:
— Потому что ничего не было.
Мужчина, словно завороженный чем-то в лице фроляйн Штерн, сглотнул и послушно кивнул.
— Ничего не было. Согласны?
«Согласиться. Забыть. Забыть, как страшный сон. Что я должен забыть? Что-то неприятное? Что-то опасное? Я и так ничего не помню…»
— Ничего не было, конечно, ничего не было! А в чем, собственно, дело? На чем мы остановились?
91 
