29 
– Как хотите. Хотя какого черта мне в ваших объяснениях? Я три месяца читал типа, который переписывал Библию. Он платил, я читал. Мне-то что?
– Вы имеете моральное право на эти послания. Если завтра я пойду в полицию, то хочу, чтобы вы знали об этом. А еще я хочу, чтобы вы пошли со мной.
Жосс залпом осушил рюмку.
– В полицию? Да вы совсем рехнулись, Декамбре! При чем здесь полиция? Тут же не боевая тревога.
– Откуда вы знаете?
Жосс сдержал слова, уже готовые сорваться с губ, сдержал из-за комнаты. Комнату надо сохранить.
– Послушайте меня хорошенько, Декамбре, – заговорил он, взяв себя в руки, – по-вашему, мы имеем дело с парнем, который развлекается, переписывая старые книжки про чуму. Он псих и больше никто, маньяк. Если звать полицию всякий раз, как какому-то придурку вздумается открыть рот, у нас и на выпивку времени не останется.
– Во-первых, – сказал Декамбре, отпив полрюмки, – он не просто переписывает, он заставляет вас читать это вслух. Таким образом, он анонимно высказывается на площади. Во-вторых, он не стоит на месте. Он пока только в начале этих текстов. Он еще не дошел до мест, где есть слова «чума», или «болезнь», или «смертность». Он пока в самом начале, но он двигается вперед. Вы понимаете, Ле Герн? Он идет вперед. Вот что страшно. Он двигается. Но куда?
– К концу текста, куда же еще. По-моему, тут все ясно. Никто еще не начинал книгу с конца.
– Не книгу, а книги. А вам известно, что будет в конце?
– Я этих книжонок не читал!
– Десятки миллионов мертвецов. Вот что в конце.
– Вы воображаете, что этот псих убьет половину Франции?
– Я этого не сказал. Я сказал, что он двигается к смертельной развязке, он ползет к ней. И читает он нам вовсе не сказки «Тысячи и одной ночи».
– Идет вперед, это вы так говорите. А по мне, так он просто топчется на месте. Уже месяц, как он талдычит свои истории про разных тварей, то так закрутит, то этак завертит. По-вашему, это называется идти вперед?
– Я в этом уверен. Помните другие записки без начала и конца, в которых рассказывается о жизни какого-то мужчины?
– Конечно помню. Но это совсем другое. История про мужика, который ест, спит, трахает, а больше и сказать-то нечего.
– Его имя Самуэль Пепис.
– Не знаю такого.
– Тогда позвольте представить – он англичанин, мещанин во дворянстве, в семнадцатом веке живший в Лондоне. Кстати сказать, он служил в военно-морском ведомстве.
– Небось толстозадый портовый начальник?
– Не совсем так, но это не важно. А важно то, что Пепис девять лет вел дневник, с 1660-го по 1669 год. Тот год, который выбрал наш псих для своих записок, был годом великой чумы в Лондоне, 1665 год, семьдесят тысяч трупов. Вам ясно? День за днем странные послания приближаются к тому часу, когда разразится беда. Она уже совсем близко. Именно это я имел в виду, когда сказал, что он двигается вперед.
Жосс только теперь заволновался. Уж больно было похоже на правду то, что рассказывал грамотей. А значит, надо предупредить полицию.
– Легавые нас засмеют, когда мы расскажем про психа, который заставляет нас читать дневник трехсотлетней давности. Нас самих арестуют, это как пить дать.
– Мы не расскажем им об этом. Мы просто скажем, что какому-то сумасшедшему нравится кричать о смерти перед толпой народа. А дальше пусть сами допытываются. Моя совесть будет чиста.
– Они все равно будут потешаться.
– Конечно. И именно поэтому мы не пойдем к первому попавшемуся полицейскому. Я знаю одного такого, который смеется совсем не так, как другие, и совсем не над тем, над чем смеются другие. К нему мы и отправимся.
– Это вы к нему отправитесь, если вам охота. А меня там вряд ли примут с распростертыми объятиями. Я, Декамбре, знаете ли, не без греха.
– Я тоже.
Жосс молча уставился на Декамбре. Ну и дела! Браво, аристократ. Браво. Старый грамотей не только как ни в чем не бывало оказался бретонцем с северного побережья, но и побывал за решеткой. Вот откуда его вымышленное имя!
– Сколько месяцев? – сдержанно спросил Жосс, согласно морскому кодексу вежливости не спрашивая о причине.
– Шесть, – ответил Декамбре.
– А я девять, – сказал Жосс.
– Освобождены?
– Да.
– Я тоже.
Итак, счет был равный. После этих слов оба посерьезнели и некоторое время сидели молча.
– Ну что ж, прекрасно, – нарушил молчание Декамбре. – Так вы идете со мной?
Жосс поморщился, он все еще не был до конца убежден.
29 
