31 
– Обычно люди приходят поговорить про любовь, – говорил Декамбре, – у кого-то ее слишком много, кому-то, наоборот, не хватает, а у других ее нет совсем. Иной раз все идет не так, как хочется, или человек никак не может решиться из-за разных…
– Сложностей, – вставил Адамберг.
– Из-за разных сложностей, – согласился Декамбре.
– Видите ли, Дюкуэдик, – Адамберг отделился от стены и стал неторопливо расхаживать по кабинету, – здесь уголовный розыск, отдел по расследованию убийств. И если вас что-то беспокоит в связи с вашим старым делом, то я не…
– Нет, – перебил Декамбре. – Дело не во мне. И преступления никакого нет. По крайней мере, пока.
– А что, кому-то угрожают?
– Возможно. Через анонимные послания, предвещающие смерть.
Жосс положил руки на колени, ему было смешно. Нелегко будет грамотею объяснить свои нелепые страхи.
– Это касается кого-то лично? – спросил Адамберг.
– Нет. Это предвещает всеобщее истребление, катастрофу.
– Хорошо, – сказал Адамберг, продолжая шагать взад-вперед. – Какой-нибудь предсказатель третьего тысячелетия? И что он предсказывает? Конец света?
– Чуму.
– Ах вот как. – Адамберг на секунду задумался. – Это меняет дело. И как он ее предсказывает? По почте? Или по телефону?
– Через этого господина, – сказал Декамбре, торжественно указывая на Жосса. – Господин Ле Герн продолжает дело своего прапрадедушки. Он объявляет вслух новости квартала на перекрестке Эдгар-Кине – Деламбр, и он лучше меня вам все объяснит.
Адамберг несколько вяло повернулся к Жоссу.
– Короче говоря, – начал тот, – если людям есть что сказать, они оставляют мне записки, а я их читаю. Вот и вся премудрость. Тут надо хороший голос и постоянство.
– И что дальше? – сказал Адамберг.
– Каждый день, а теперь и по два-три раза в день, – продолжил Декамбре, – господин Ле Герн находит в своей почте записки, предвещающие чуму. Каждое письмо приближает нас к эпидемии.
– Понятно, – сказал Адамберг, подвигая к себе блокнот для записи текущих дел и тем самым давая понять, что беседу пора заканчивать. – И давно это происходит?
– С семнадцатого августа, – сказал Жосс.
Рука Адамберга застыла на полпути, он быстро взглянул на бретонца.
– Это точно? – спросил комиссар.
И Жосс увидел, что ошибся. Нет, не в дате, когда появилось первое странное письмо, а в том, что он подумал о глазах комиссара. В их зыбкой глубине вдруг зажегся ясный огонь, как будто поплавки занялись пламенем. Похоже, эти глаза могли загораться и гаснуть совсем как маяк.
– Семнадцатого августа, утром, – повторил Жосс. – Сразу как я снял посудину с сухого дока.
Адамберг отложил блокнот и снова зашагал по комнате. Семнадцатого августа в Париже появились первые четверки на улице Шайо. По крайней мере, поступил первый сигнал о них. А через два дня был разрисован второй дом на Монмартре.
– А когда пришло следующее письмо? – спросил Адамберг.
– Через два дня, девятнадцатого, – ответил Жосс. – Потом двадцать второго. А потом они так и посыпались. С двадцать четвертого августа были почти каждый день, а недавно стали приходить по нескольку раз в день.
– Можно на них взглянуть?
Декамбре протянул ему последние записки, которые взял с собой, и Адамберг пробежал их глазами.
– Не могу понять, – сказал он, – с чего вы взяли, что здесь говорится о чуме?
– Я нашел источник этих отрывков, – объяснил Декамбре. – Это цитаты из старинных трактатов о чуме, на протяжении веков их было написано сотни. Автор описывает признаки, предвещающие чуму. А скоро заговорит и о ней самой. Он уже совсем близко. В последнем письме текст прерывается как раз перед словом «чума».
Адамберг взглянул на сегодняшнее письмо.
(…) что люди ходят, как серые тени, и видно, как черный пар восходит от земли, как туман (…) когда в людях исчезает доверие, кругом царят зависть, ненависть и распутство (…)
– По правде говоря, – сказал Декамбре, – я думаю, что все произойдет завтра. То есть, по словам нашего предсказателя, этой ночью. Так написано в «Дневнике англичанина».
– Вы говорите про эти беспорядочные отрывки?
– Они в полном порядке. Эти записи датируются 1665 годом, когда в Лондоне разразилась крупная эпидемия чумы. В последующие дни Самуэль Пепис увидит первый труп. Думаю, это случится завтра.
Адамберг отложил бумажки и вздохнул:
– А что, по-вашему, увидим мы?
31 
