95 
– Вы тоже садитесь, Ева, – сказал Адамберг.
Всего за день молодая женщина изменилась, Адамберг прочел на ее лице ненависть, о которой нельзя было и догадываться и которая совершенно стерла с него старомодную прелесть меланхолии. Еще вчера оно казалось трогательным, сегодня же выглядело устрашающе.
– Освободите Дамаса, комиссар, – нарушил молчание Декамбре. – Вы совершаете ошибку, о которой потом горько пожалеете. Дамас и мухи не обидит, он кроток как овечка. Никогда он никого не убивал, никогда.
Не отвечая, Адамберг отошел в туалет, чтобы позвонить Данглару. Надо отправить двоих людей проследить за квартирой Мари-Бель на улице Конвенции. Потом вернулся к столу и сел напротив старого грамотея, взиравшего на него с высокомерием.
– Дайте мне пять минут, Декамбре, – попросил он, подняв руку и растопырив пальцы. – Я поведаю вам одну историю. Мне плевать, нравится вам это или нет, я все равно ее расскажу. А когда я рассказываю, то говорю, как умею, своими словами, и так быстро, как могу. Мой заместитель иногда засыпает, слушая меня.
Декамбре вздернул подбородок, но промолчал.
– В 1918 году, – начал Адамберг, – Эмиль Журно, по профессии старьевщик, возвращается с войны целым и невредимым.
– Ближе к делу, – перебила Лизбета.
– Помолчи, Лизбета, дай ему сказать. Пусть оправдается.
– Четыре года на фронте без единой царапины, – продолжал Адамберг, – это настоящее чудо. В 1915 году старьевщик спасает жизнь своему капитану, отыскав его, раненного, на нейтральной полосе. Перед отправкой в тыл, в знак благодарности, капитан дарит рядовому Журно свой перстень.
– Комиссар, – снова вмешалась Лизбета, – мы тут собрались не за тем, чтоб слушать сказки про старые добрые времена. Нечего нам зубы заговаривать. Мы пришли говорить о Дамасе.
Адамберг взглянул на Лизбету. Она была бледна. Он впервые видел, как бледнеет черная кожа. Она стала серой.
– Но история Дамаса берет начало из старых добрых времен, Лизбета, – пояснил Адамберг. – Продолжим. Рядовому Журно повезло. В перстне капитана оказался алмаз размером крупнее чечевичного зерна. Эмиль Журно не снимал его всю войну и носил камнем внутрь, замазав грязью, чтобы никто не позарился. В восемнадцатом году он демобилизовался и вернулся в нищету Клиши, однако перстня не продал. Для Эмиля Журно кольцо стало священным талисманом, хранящим от бед. Два года спустя в его поселок приходит чума, вымирает целая улица. Но семейство Журно, Эмиль, его жена и их дочь Клементина шести лет, чудом избежали болезни. О них начинают болтать, их осуждают. От местного доктора, пользовавшего бедный поселок, Эмиль узнает, что алмаз оберегает от болезни.
– Это правда или чушь? – раздался из бара голос Бертена.
– Так пишут в книгах, – ответил Декамбре. – Продолжайте, Адамберг. Ваш рассказ затянулся.
– Я предупреждал. Если хотите узнать новости о Дамасе, придется дослушать до конца.
– Новость есть новость, – вставил Жосс, – старинная она или новая, длинная или короткая.
– Спасибо, Ле Герн, – ответил Адамберг. – Эмиля Журно обвинили в том, что он управляет чумой и, возможно, сеет ее.
– Нам-то что до этого Эмиля? – возмутилась Лизбета.
– Это прадедушка Дамаса, Лизбета, – ответил Адамберг с некоторым нажимом. – Семье Журно угрожают расправой, и ночью они бегут из поселка Оптуль, отец уносит дочь на спине мимо мусорных куч, где подыхают чумные крысы. Алмаз хранит их, живые и невредимые, они укрываются у кузена в Монтрее и возвращаются домой, только когда все уже кончено. С этих пор к ним относятся по-другому. Раньше Журно клеймили позором, теперь же они герои, господа, повелители чумы. Чудесное спасение стало для старьевщиков их славой и девизом. Эмиль окончательно привязался к своему перстню и увлекся историями о чуме. После его кончины дочь Клементина наследует славу, перстень и истории. Она выходит замуж и воспитывает свою дочь Розелину в гордом сознании власти Журно. Ее дочь выходит замуж за Эллер-Девиля.
– Мы удаляемся, комиссар, – пробурчала Лизбета.
– Напротив, приближаемся, – возразил Адамберг.
– Эллер-Девиль? Авиапромышленник? – хмуро осведомился Декамбре.
– Потом он им станет. А тогда это был юноша двадцати трех лет, честолюбивый, умный, жестокий, который хочет покорить мир. Это был отец Дамаса.
– Фамилия Дамаса – Вигье, – поправил Бертен.
– Это вымышленное имя. Его настоящая фамилия – Эллер-Девиль. Он вырос, видя грубость отца и слезы матери. Эллер-Девиль бил жену и поколачивал сына, когда мальчику исполнилось семь, отец бросил семью.
95 
