с удовольствием перечитала 
24 
— С пылу, с жару. Еще пинту?
— С удовольствием, Мик!
Когда-то, мечтая о том, чтобы война скорее кончилась, Джозеф Кисс и не задумывался о будущей послевоенной поре, о всех этих «рассерженных молодых людях», о провале лейбористских реформ, распаде Империи, авантюрах внешней политики. На светлое будущее никто не надеялся, но в то, что после разгрома врага удастся восстановить светлое прошлое — в это верили все. У лейбористов ничего не вышло. Мистер Кисс был не склонен обвинять во всех бедах исключительно лейбористов, однако после подъема в обществе радикальных настроений почувствовал симпатию к консерваторам.
Слегка осоловев от пива и еды, он направился к выходу и, задержавшись в дверях, крикнул в сторону невидимого О'Дауда:
— На следующей неделе, как всегда!
Как всегда, добавил он про себя, но только в том случае, если они не начнут играть здесь джаз по понедельникам, иначе придется признать свое поражение и подыскать новый трактир. По Центральной линии метро он мог прямиком доехать до Сохо, так что решил спуститься на «Ливерпуль-стрит», а выйти на «Тоттенем-Корт-роуд». Если он окажется в конторе пораньше, то Бернар Бикертон волей-неволей пригласит его отобедать в «Роман Сантис». Это был любимый ресторан мистера Кисса, но он мог позволить себе ходить туда не чаще раза в неделю. Агент намекал, что на телевидении наклевывается стоящая работа: реклама, если он не ослышался, трескового суфле. Мистер Кисс так и не понял, что же это.
Когда он вышел из метро, солнечное сияние уже заливало всю глубокую расселину Оксфорд-стрит, и он счел это добрым предзнаменованием. Его веселое настроение словно отражалось в лицах прохожих, толпящихся на тротуарах в час обеденного перерыва. Лучше бы мистер Булхари заплатил сегодня у него необычно развитая чувствительность различает дым и выхлопные газы она любит смотреть на закат крадущийся сквозь туман чудачка словом в Эдинбурге будет полегче думает он. Посвистывая, он повернул налево к площади Сохо со статуей Карла Первого и крошечным, будто кукольным, домиком садовника в сквере. Птицы щебетали на мотив «Кромвель встал не с той ноги, вышел на прогулку». Газон сквера пестрел одуванчиками и ранними тюльпанами, а над головой мистера Кисса сияла свежая неяркая листва деревьев. Спустившись по Грик-стрит к конторе в великолепно отреставрированном георгианском здании с медной табличкой «М-р Бикертон» на дверях, мистер Кисс нажал сверкающую кнопку звонка. Навстречу вышла маленькая миссис Хобдей, которую он называл Канарейкой. Суетливая блондинка вечно в одном и том же синем костюме, она чирикала весело, как птичка.
— Мы никак, никак, никак не ожидали, мистер Кисс, что вы придете на двадцать, на двадцать минут раньше. Вам придется подождать. Мистер Бикертон сейчас занят.
Она махнула рукавом в направлении слабо освещенной приемной, где вдоль стены стояли мягкие стулья, а между ними кофейный столик.
— Не могли бы вы позаботиться о моих вещах, пока я не вернусь? — спросил он, опуская на пол саквояж и кладя на него зонт.
— Конечно, конечно. У меня тут найдется местечко.
Застенчиво кивнув, она толкнула дверь рядом со стеклянным окошком, за которым печатала на огромном «Империале» и отвечала на телефонные звонки.
— Премного благодарен, миссис Хобдей. Как поживает мистер Хобдей?
От его любезности она засмущалась еще больше и покраснела так, словно он ей льстил.
— О, вы так, вы так добры! Да-да! Да, правда! Он здоров как бык. Его ничем не возьмешь, ну просто ничем не возьмешь. Это же мистер Хобдей! Он до ста лет доживет.
— А Тидлс?
— Кот? Ах, кот. Мы вынуждены были отдать его в хорошие руки.
Траурное молчание.
Мистер Кисс изобразил сочувствие. Тут зазвонил телефон. Жестом показав, что извиняется, она подхватила вещи, поспешила в свою комнатушку и закрыла дверь. Продолжая жизнерадостно улыбаться мистеру Киссу и склонив голову набок, она то тараторила в телефонную трубку, то внимательно слушала, что ей отвечают.
Освободившись от багажа, мистер Кисс зевнул и проследовал в приемную, успокоенный уже тем, что его ждут. Ему не о чем было беспокоиться. Он небрежно полистал номер «Загородной усадьбы». Наконец Бикертон вышел на лестницу, провожая своих посетительниц, и мистер Кисс прямо над головой услышал их голоса, рассыпавшиеся в заверениях и благодарностях. Две хорошенькие девушки в нейлоновых чулках, широких юбках, жакетах «болеро» и розовых блузках, в маленьких шляпках, пришпиленных к платиновым прическам, распространяя вокруг себя аромат духов, осторожно спустились вниз, где, как добрый патриарх, сидел мистер Кисс и улыбался им поверх своего журнала. Они казались близняшками. Косметика лишь усиливала сходство.
24 
