ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  54  

Среди всех этих перемен князь Сакульский неожиданно оказался в совершенно двусмысленном положении. С одной стороны — он вроде как принял волю государя об отказе от своих удельных прав. С другой — Карельский край в опричнину включен не был, Разрядный приказ никаких требований на служилых людей к нему не присылал.

Однако государь про князя отнюдь не забыл — и сразу после указа о расширении опричнины призвал к себе в Александровскую слободу.

Засечный воевода

Царскую резиденцию в этот раз было даже не узнать. Если на входе опричники стояли все же в шапках и кольчугах, опираясь на тяжелые рогатины, то внутри слободы все носили исключительно долгополые рясы, оружия на поясах не имелось, многие даже обзавелись тяжелыми нагрудными крестами размером с ладонь. Правда, нет-нет, да и поблескивали на пальцах «монахов» золотые перстни, а из-под подола выглядывали алые кончики щегольских сапог.

Иоанн тоже встретил князя в рясе и с крестом — причем не золотым, а деревянным, на простой пеньковой веревке. Тем не менее, при внешнем аскетизме, царь заметно окреп и похорошел, развернул плечи. Щеки больше не вваливались, глаза поблескивали молодо и озорно:

— Здрав будь, Андрей Васильевич! — милостиво кивнул свысока государь. Трона или стульев и его келье не имелось вообще, только пюпитр и шкаф, и правитель всея Руси неспешно прогуливался перед окнами, перебирая в руке четки. — Рад видеть тебя в своей обители.

У Зверева от этого внешнего монашества немедленно засвербило спросить: в каком месте послушники женщин прячут? Ведь и царь был женат, и опричники многие тоже от плотских утех не воздерживались. Но он все же промолчал. В конце концов, все знали, что истинную любовь Иоанн испытал лишь раз в жизни — к своей первой жене Анастасии. Остальные были данью политической необходимости — как нынешняя, черкесская княжна, связавшая кровными узами русский трон и далекие племена Кавказа, присягнувшие Москве на вечную верность. Опять же, главный долг любого правителя — это оставить после себя стране наследника. И учитывая высокую смертность в этом мире — по возможности не одного. Тут уж монах не монах — а долг супружеский изволь исполнять со всем тщанием.

— Молчишь?

— Внимаю, государь…

— Странно, Андрей Васильевич. При твоем нраве уж больно ты смирен.

— В том тебе при прошлой встрече поклялся, Иоанн Васильевич.

— С прошлой встречи нашей войско опричное чуть не втрое возросло, Андрей Васильевич. И подати в казну почти на треть, — задумчиво, словно вспоминая, сообщил Иоанн. Даже повзрослевший, он так и не избавился от привычки хвастаться перед тем, кто достаточно образован, чтобы понять тонкости происходящего.

— Год минувший первый без засух и заморозков оказался, — невозмутимо парировал Зверев. — Тысячи же детей боярских всего лишь из земства под личную твою руку перешли. Общее же войско числом ничуть не выросло.

— Я знаю, — кивнул Иоанн. — Но теперь они никогда меня не предадут, не изменят, в спину не ударят.

— Они — да, — согласился князь. — Вот только митрополит Афанасий в проповедях своих тебя за насилие над родами боярскими, за пролитие крови невинной что ни служба, так осуждает всячески. Глядишь, иных и уговорит.

— Митрополит Афанасий, духовник мой многолетний, по моей просьбе почившего митрополита Макария, наставника моего и от бесовства шуйского избавителя, на посту сем сменил и во всех сомнениях и тревогах моих со мной согласен, — остановившись, осенил себя знамением Иоанн. — Вместе со мной он скорбит о душах шести грешных бояр, что по моей вине смерть мученическую приняли. Вместе со мной об их душах он молится и о спасении моей души тоже молитвы возносит.

— Я думал, боярина Иону Кашина, брата казненного Юрия, опричники в стычке убили, когда задержать хотели? — удивился Зверев.

— Но по моему указу слуги мои за ним пришли, а потому и вина за грех сей не на них, а на меня ложится, — степенно ответил Иоанн. — И духовник мой, митрополит Афанасий, в сем со мной согласен.

— Понятно. Вместо того, чтобы утешить в несчастии, Афанасий тебя еще и корит!

— Тебе, чародею, не понять, что осознание грехов наших суть единственный путь к спасению духовному… — Судя по всему, шесть жертв своих преобразований, шесть грехов смертоубийства Иоанн надеялся отмолить. Вестимо, потому и повеселел, что ада перестал опасаться. И даже грех опричников на себя не моргнув глазом принял. — Однако же слаб стал здоровьем Афанасий ныне и просит по немощи телесной от служения митрополичьего его отпустить.

  54