Последние отзывы

  108  

Девица пересела поближе к Киму, заглянула в лицо, потыкала его пальцем в живот.

– Уж слишком ты тощий!

– А ты что меня, жрать собралась?

– Нет, но… Настоящий герой должен быть грозным, осанистым, могучим. Представь себе воителя Облачного Ветра. Вот каким должен быть привлекательный мужчина! А ты… как бы это выразиться…

– То есть я для тебя недостаточно мужественный.

– Ага! – Девица радостно закивала.

– Хочешь, проверь, – развязно предложил Ким, обнимая желтоглазую за талию. – Я сопротивляться не буду.

Тут в темноте что-то мелькнуло – и маленький острый кулак впился Киму в бок.

Второй тычок Ким успел блокировать, и сам подивился силе удара незнакомки. Руки у нее были твердые, как из камня.

– Прошлый раз ты предупредила, что полезешь драться, – обиженно сказал он, потирая запястье. – Дурочка, шуток не понимаешь!

– Понял теперь? – тяжело дыша, заявила незнакомка. – Сопротивляться он не будет, ну надо же! Это у него чувство юмора такое! Хотела бы выпить твою кровь – давно уж выпила бы.

– Так ты оборотень?

– А тебе бы хотелось, чтобы я оказалась оборотнем?

– Нет. Во-первых, я в них не верю, а во-вторых, они мне не нравятся. Оборотня я бы в постель не взял. Хвост, уши волосатые… фу…

Как Ким и предполагал, девица ничуть не смутилась, а только весело расхохоталась.

– Ой, какие мы привередливые! Хвост мой ему не нравится! Много ли хвостов ты в своей жизни видел, чтобы вот так, не глядя…

Неожиданно Ким вспомнил о поручении лазутчика и одновременно осознал, почему оно его так взбесило, – это была самая обыкновенная ревность. Несколько мгновений он раздумывал, говорить девице о той встрече или не говорить.

– Ты не замужем? – как бы невзначай спросил он.

– Нет, а что? Хочешь взять?

– Избави меня боги! Просто я вчера встретил в Сонаке одного парня, который просил меня кое-что тебе передать.

Девица прищурилась:

– Очень интересно! Что за парень?

– Угадай. Ходит весь в черном, по чужим домам шарится, разговаривает загадками, исчезает внезапно…

Девица так и подскочила:

– Это тот самый тип, который приходил к тебе после экзаменов?!

– Ага, – подтвердил Ким, довольный, – надо же, не забыла! – Знаешь, похоже, он все-таки не лазутчик, а самый настоящий бес.

– Вот так удача, – пробормотала девица, – тайный поклонник, да еще и бес! И что он просил мне передать?

– Не так быстро. Одно условие – ты скажешь мне, кто этот парень.

– Я его не знаю!

– Ну, он-то тебя отлично знает.

– Если он бес, ты его все равно не поймаешь.

– А он правда бес?

– Не тяни, передавай послание.

– Он просил передать, что любит тебя, – неохотно сказал Ким. – И будет любить всегда, и ничто его не остановит – ни смерть, ни ненависть. Что-то в таком духе.

Желтоглазая хмыкнула было… Но вдруг задумалась. Киму даже показалось, что она побледнела.

– Так и сказал – «ни смерть, ни ненависть»? – повторила она. – Опиши-ка еще раз, как он выглядел? Такой худощавый, средних лет, похожий на монаха, а при нем черная собака?

– Далась тебе эта собака! – вспылил Ким. – Я тебе уже говорил, что никакой собаки с ним нет!

– Подумай хорошенько, – упрашивала девица. – Может быть, ты встречал его раньше…

Ким покопался в памяти и нахмурился:

– Много лет назад я знал человека, у которого был черный пес. Но они оба давно умерли. Я точно знаю, я при этом присутствовал. «Мой» бес – синеглазый киримец лет тридцати.

Девица покачала головой:

– Если киримец, то ему может быть и двадцать, и сорок – по лицу не угадаешь…

Подумав еще немного, она добавила, уже спокойнее:

– Нет, это не мог быть тот, о ком я подумала. Иначе он тебя сразу же убил бы. А больше ни одного молодого синеглазого киримца я не знаю, – она взглянула ему в лицо и фыркнула, – кроме тебя.

Ким на насмешку не ответил. Он, как зачарованный, смотрел на девицу, в ее удлиненные янтарные глаза под широкими нахмуренными бровями – и в сознании всплывали какие-то странные образы, не то сны, не то обрывки воспоминаний… Другие, далекие горы, ранний листопад, пронизывающий холод, от которого не спасает ни одеяло, ни жаровня, ни старая куртка с чужого плеча; вечный затаенный страх, который сменяется то вспышками отчаяния, то приступами решимости; беспомощность и одиночество перед лицом жестокого, опасного врага; и наконец – битва, огонь… И дождь, смывающий с лица копоть.

  108