108 
— Вы здоровы, повелитель? Клянусь Аллахом, девчонка безумна!
— Вполне здоров, — ответил Камал и глубоко вздохнул несколько раз, чтобы прийти в себя.
— Наши законы непреложны, повелитель. Любой мужчина, который ударил бея, должен умереть.
— Она не мужчина, — едва выговорил Камал, превозмогая дурноту. Хасан в ужасе отпрянул.
— Это верно, повелитель, но тот, кто устанавливал законы, и представить не мог, что женщина вздумает броситься на хозяина.
— Нет, Камал, — дрожащим от страха голосом вскрикнула Лелла. — Не смей расправляться с ней! Она не знает наших обычаев… и не хотела…
— Хотела! — вскинулась Арабелла. — Не защищай меня, Лелла!
— Убей ее, — пропыхтела Елена. — Убей суку! Камал на мгновение растерялся. Какого же дурака он разыграл! Довел Арабеллу до крайности, и теперь она заплатит за его мелочную мстительность.
— Повелитель, — тихо вмешался Хасан, — ты должен покарать девушку. Если ты не сделаешь этого, твои солдаты расскажут всему Орану, что женщина поставила на колени самого бея. Такое нельзя оставлять безнаказанным.
— Но я сам во всем виноват, — возразил Камал.
— Это уже не важно, повелитель. Нельзя спускать ей подобное. Понимаю, ты не хочешь ее убивать. Кнут, повелитель, несколько ударов кнутом сломят ее строптивость и покажут всему миру, какой вы грозный, но справедливый правитель.
— Не нужно, Камал, — попросила Лелла, дергая его за рукав.
Камал поднял голову и снова оглядел Арабеллу. Она по-прежнему смотрела сквозь него. Камал обратился к Богу и Аллаху, моля наставить его, но ничего не приходило в голову. Выхода не было. Он поднял руку, призывая к спокойствию.
— Дать англичанке десять плетей. И привяжите ее к колонне.
— Ай-й-й! — завопила Елена. — Выпори ее как следует! Исполосуй спину суки!
— Зверь, — прошептала Арабелла и впервые за все это время увидела, как в глазах Камала промелькнуло что-то странное. Сожаление? — Ненавижу тебя, — глухо пробормотала она, отворачиваясь.
Двое солдат поволокли ее к колонне, увитой цветущими розами. Один из них оторвал нижнюю плеть, и Арабелла, поняв, что ее ожидает, стала вырываться. Турок что-то резко сказал и, стиснув ее запястья, связал кожаным ремнем, а потом вытянул руки девушки вверх и привязал ремень к вбитому в колонну крюку, вынуждая пленницу встать на носочки.
Арабелла прикрыла глаза, борясь с нахлынувшим ужасом. До этого дня никто не смел поднять на нее руку. И вот теперь она висит на колонне, бессильная, беспомощная. Идиотка, безмозглая идиотка!
Мужские руки сорвали с нее тонкое болеро, оставив ее обнаженной до талии. Холодный мрамор леденил вздымавшуюся грудь. Да умоляй же его сжалиться, черт бы тебя побрал!
Арабелла неистово тряхнула головой, прижалась щекой к колонне и стиснула зубы, выжидая.
Камал лихорадочно пытался придумать, что делать, но так и не нашел подходящего предлога освободить ее. Кнут щелкнул, и Камал сжался, словно безжалостный кожаный язык впился в его плоть.
— Не прощайте ее, повелитель, — настаивал Хасан, словно читая мысли Камала. — Сожалею, но это ваша… обязанность.
Камал стряхнул руку визиря, подозвал солдата, державшего кнут, и негромко приказал:
— Побереги силы, Лем. Не делай ей слишком больно. Не хочу, чтобы у нее остались шрамы.
Лем долго глядел на господина, прежде чем кивнуть. Ему не доводилось раньше сечь женщин, и мысль о том, что это прекрасное создание вскоре будет вопить и извиваться под дождем ударов, не доставляла ему удовольствия.
Он направился к Арабелле, и Камал почувствовал, как на лбу выступили крупные капли пота.
— Камал, неужели ты допустишь это?
Камал посмотрел в искаженное тревогой лицо Леллы.
— Ничего не поделаешь, — покачал он головой, наблюдая, как Лем собирает со спины Арабеллы длинные волосы и перекидывает их ей через плечо. Какая у нее изящная, точеная фигура и безупречная кожа!
Лем отступил и медленно поднял кнут. Арабелла затаила дыхание, ожидая первого удара. «О, папа, не дай мне опозориться!»
Послышалось мягкое шипение, и Арабелла дернулась, скорее от удивления, нежели от боли, когда кнут опустился ей на спину. Боязливая, напряженная тишина окружала девушку; единственным звуком было ее тяжелое дыхание. Безумная мысль пронзила Арабеллу: что, если турок, орудующий кнутом, ощущает исходящий от нее запах страха? Неожиданно громкий треск разорвал воздух, и жало кнута обвилось вокруг ребер. Перед глазами Арабеллы взорвались мириады искр. Снова и снова обжигал ее кнут. Кожа лопнула, и из ранок выступили алые капельки крови. Боль рвала ее на части, сводила с ума. Арабелла безуспешно дергала путы, пытаясь освободиться. Лем невольно охнул, когда кончик кнута задел грудь, высекая кровь. Он старался сдерживать свою недюжинную силу, но у девушки была не столь грубая кожа, как у мужчин. Однако она не издала ни звука.
108 
