110 
— Когда мне исполнилось десять лет, я с разрешения графа стал юнгой.
— А сколько вам сейчас, капитан?
— Тридцать пять. Из них пять лет я командую кораблем.
— В таком случае, вы знали леди Арабеллу еще с рождения.
— Да, — нервно признался Сорделло.
— А графа?
— С тех пор как был мальчишкой. Я служил у него привратником, но ему было известно, что я мечтаю о море.
— А вы встречали сводного брата графа?
— Сводного брата? — недоуменно повторил Сорделло. — Да, очень давно. Но он умер, когда я был совсем молод.
Камал молился о том, чтобы Сорделло сказал, будто никакого брата вообще не было. Значит, хотя бы тут мать не солгала.
— Как он умер?
— Не знаю. Тогда случилось много всяких бед. Мой хозяин привез в Геную невесту, но между ними долгое время шли раздоры.
— Выходит, тогда она не была его женой?
— Кажется, нет. Она постоянно спорила с ним, но он неизменно был с ней мягок и нежен.
Камал задумчиво смотрел на полную вина чашу. Стало быть, и это правда. Лгала ли Арабелла, или сама ничего не знала?
— Расскажите мне об этом сводном брате.
— Насколько я помню, его звали Чезаре Беллини. Завзятый щеголь, но довольно приятный молодой человек. А почему вы спрашиваете?
Камал повелительно взмахнул рукой.
— Вы помните также генуэзскую графиню, Джованну Джиусти?
Сорделло с подозрением прищурил глаза:
— Смутно. Я несколько раз видел ее в Генуе.
— Она должна была выйти замуж за графа Клера? Сорделло встрепенулся, но тут же смущенно покачал головой:
— Это немыслимо! Граф всегда хотел жениться только на леди Кассандре! И ни на ком больше! Он едва не потерял ее. Помню, как хозяин метался в ярости, словно сами демоны владели им!
Камал поспешно подался вперед:
— О чем вы, капитан:
— Я почти ничего не знаю, но в один прекрасный день она с моим другом Жозефом была на прогулке, и обоих захватили бандиты. Убили Жозефа и такое сотворили с госпожой! Страшно сказать! Как она тогда выжила!
Все это замечательно, но Сорделло был совсем ребенком и вспоминает лишь то, о чем говорили окружающие. Какой малыш может понять, что такое измена! Все еще больше запуталось, и только его мать и сам граф знают, как все было на самом деле. Но сегодня Камал услышал по крайней мере два подтверждения заявлениям матери от человека, которому не было смысла лгать.
— Расскажите о леди Арабелле, капитан. Несмотря на неотвязный страх, Сорделло улыбнулся.
— Ах, такая живая, веселая озорница! Ничего не боялась! Граф ужасно ее баловал, но это ничуть не испортило малышку. И умница при этом! Не раз заявляла отцу, что не выйдет замуж, пока не найдет такого мужчину, как он или брат. — Сорделло внезапно осекся. — А почему вы спрашиваете о леди?
— Она здесь, — хладнокровно сообщил Камал. Сорделло вздрогнул.
— Успокойтесь, капитан. Дама здорова, уверяю вас. Лгун! Если она искалечена, вина ляжет на тебя!
— Но как она очутилась в Оране?
Камал едва удержался, чтобы не поведать Сорделло о предательстве графа, но слишком хорошо сознавал безграничную преданность этого человека Энтони Уэллзу. Он ничего не скажет против хозяина, наоборот, станет изобретать любые небылицы, чтобы выгородить его. Кроме того, Сорделло вряд ли знает что-то еще.
— Вам не придется долго томиться в плену, капитан, — сообщил Камал, поднимаясь. — Благодарю за разговор.
Он кивнул стражникам, стоявшим у входа в зал, и долго молча глядел в спину Сорделло.
Живая веселая озорница.
Ледяной ужас стиснул грудь Камала. Боже, что он наделал?
Камал встал над Арабеллой, наблюдая, как Радж осторожно втирает белую мазь в ее изуродованную спину.
— Это снадобье исцелит ее, повелитель, и снимет боль. Через два-три дня она встанет.
Камал снова оглядел покрытую сине-красными рубцами кожу, и вспомнил, как извивалась Арабелла, когда кнут змеей обвился вокруг ее тела.
— Ее грудь?
— Плоть цела.
Камал заметил в волосах Арабеллы засохшие брызги крови и, подняв жесткую прядь, стал освобождать ее от крошечных сгустков.
— Я буду давать ей опий, сегодня и завтра, — пообещал Радж. — Леди Арабелле нужно больше спать, чтобы набраться сил.
Камал кивнул:
— Переверни ее на минуту, Радж.
Евнух сжал плечи девушки и осторожно приподнял ее. Камал увидел тонкую красную линию, проходившую у основания нежного холмика, и другую, повыше, почти у самого соска. Он очень бережно провел кончиком пальца по рубцу, вспоминая вкус этих розовых бугорков, ее тихие крики, и запрокинутую в беспамятстве голову.
110 
