116 
Лили обессиленно упала головой на грудь мужа:
— Я сейчас умру.
Найт ничего не ответил, поскольку попросту не мог поверить тому, что случилось. Он беззаветно, до конца отдал себя другому человеку, забыл о самоконтроле, сдержанности, мужском превосходстве. Он, собственно говоря, даже не думал об этом. Подобные вещи должны были бы пугать его, человека, всегда считавшего себя повелителем женщин, их прирожденным хозяином, именно тем, кто приказывает, кто дарит блаженство, наблюдая со стороны и аплодируя своему искусству, блестящему таланту и несомненной силе и, конечно же, собственному великодушию.
Его руки медленно, механически, гладили спину Лили.
То, что сейчас произошло между ними, не имело ничего общего с силой, великодушием или самообладанием. Он неожиданно замер. Лили целовала его плечо, и он снова набухал и твердел внутри ее тела. Ощутив это, она надавила всем весом, вбирая его в себя.
— Лили, у тебя все болит, и мы…. Найт, не докончив, застонал, сжимая мягкие, обольстительно нежные ягодицы. Он не дал ей возможности снова подняться и опуститься, а перекатил ее на спину. Стройные ноги обвились вокруг его талии, сжимая бока, и он, обезумев, врезался в нее снова и снова, пока, выкрикнув его имя, она не вцепилась в его бедра и не впилась в губы страстным поцелуем. Подумать только, он решил, что в этот раз все будет происходить медленно, нежно, почти спокойно. Ничего подобного. Это было похоже на бушующий ураган, сметавший все на своем пути, — Лили.
Она не двигалась, не хотела двигаться. Лили наслаждалась его запахом, прикосновением блестящей от пота кожи, телом — мускулистым, жарким, твердым, таким великолепным, что она хотела зарыться в него, стать его частью.
Лили вздохнула. Она сейчас коснется его и будет касаться все время. Она просто не знала, не сознавала…
— Найт? Я понимаю, ты… как это сказать, знал многих дам, опытных и все такое и…
— И? — повторил Найт, широко улыбаясь.
— Они наслаждались тобой точно так же, как я?
— Не знаю. Объясни, как именно ты наслаждалась мной, и я отвечу.
— Ты скользкий, Найт.
— От пота и от совместных усилий и… — Он опустил голову, чтобы поцеловать стиснутые губы. — Ты единственная дама, которую я хочу и буду хотеть, пока не успокоюсь в могиле. Все остальные давно в прошлом. Они не имеют значения.
— Значит, я доставляю тебе удовольствие?
— Еще немного удовольствия, и я умру. — Он явно не шутил, и Лили хихикнула. — Не смейся. Это не поможет.
— Они тоже теряли рассудок, как я? Ах вот, значит, в чем дело! Может ли быть истинная леди настоящей бесстыдницей в постели?
Она просто боится.
— Нет, — ответил он. — То есть да, но совсем не так. Ты вся открытая, любящая, щедрая. Немногие женщины могут сравниться с тобой, быть такими естественными, настоящими, неподдельными.
— Так ты не стыдишься меня, потому что я так… то есть..
— Стыдиться? Ах ты, глупая ворона!
Он перекатил ее на бок, так, что они оказались нос к носу.
— Ты моя. Лили, — сказал он и начал целовать ее. — Моя навсегда.
Лили мгновенно заснула, но слова эти все еще звучали в ней, даря огромное, невообразимое счастье.
Проснулась она тоже от поцелуя. Лили улыбнулась, и язык Найта проник в ее рот.
— Найт, — прошептала она, протягивая ему руки.
— Нет, Лили, я заказал обед. Нужно как-то поддерживать силы. Вот твой халат.
Мистер Тернсил подал жареного зайца, пирог с жаворонками, пирожки с устрицами и овощи. Это был настоящий пир, и Лили, бросив один лишь взгляд на накрытый стол, набросилась на еду так, словно неделю голодала.
Найт наблюдал за женой. Своей женой. — Кажется, я женился на настоящей обжоре, — заметил он, наливая себе превосходного бордо.
Лили проглотила последний кусочек зайца и одарила мужа открытой улыбкой:
— Обжора так обжора, зато наемся вдоволь, а там будь что будет.
— Ты и не подозреваешь, как прекрасна в ату минуту!
Лили наклонила голову набок, с любопытством оглядела мужа:
— Тебе, значит, нравятся крысиные хвостики . вместо волос?
— Да. И особенно меня привлекает вид обнаженных грудок, они так соблазнительно выглядывают из выреза халата! — Это заявление мгновенно отвлекло внимание Лили, и к огромному изумлению Найта, щеки ее вспыхнули. — Великолепно, просто замечательно! Предлагаю тост, если, конечно, можешь на секунду забыть о своем зайце. — Раздался звон бокалов. — За сегодняшнюю ночь. За побитие рекорда. — Лили в ужасе замигала. — За то, чтобы к утру я, обессиленный, не смог поднять руки и сползти с постели!
116 
