Особенно,... 
98 
С берега, где мы стоим, действительно видны почти весь Плам-Айленд, Ньюберипорт, а также изрядный кусок Атлантики. Бурный серо-седой океан кажется мне более близким и знакомым, чем в теплую, ясную погоду, когда и вода, и небо приобретают одинаковый лазурно-голубой цвет.
— Отсюда, наверное, можно рассмотреть твой дом, — говорю я.
— Можно. — Кит согласно кивает. — Вон тот большой — это он. Ну, где флаги...
— Знаешь, мне кажется, что американский флаг все-таки должен висеть выше остальных, — говорю я.
— Ты что, американский патриот, что ли?
Ветер крепчает, и мы прячемся в дюнах. Кит зябко обнимает себя за плечи и ближе придвигается ко мне. По реке Мерримак бегут в океан злые волны с белыми барашками пены, а там, на просторе, уже ходят могучие свинцовые валы. Пронзительный океанский бриз, спотыкаясь, несется над пляжем, оставляя за собой вытянутые песчаные барханчики.
— Как ты думаешь, мы сможем вернуться? — спрашивает она.
— Кому какое дело, вернемся мы или нет?
Ветер начинает завывать по-штормовому, и пространство вокруг вдруг сужается, заполняясь песчаными вихрями. Волосы Кит полощутся на ветру, путаются, лезут в глаза. Она глядит на меня и утыкается лицом куда-то мне под мышку, а я обнимаю ее за плечи.
Она не знает, что делать, как держать себя со мной, что говорить — или не говорить. Ее ладонь лежит на обшлаге рукава моей кожаной куртки и нервно по нему похлопывает. Я снимаю куртку и накрываю ею нас обоих.
Внезапно я замечаю, что Кит вот-вот расплачется. Она пытается загнать слезы обратно, но у нее это плохо получается.
— Как ты думаешь, все будет хорошо? — спрашивает она.
— Что именно? — уточняю я.
— Ну... с папой, с Джеки... Вообще?.. — спрашивает Кит, и я вижу, как слезы катятся у нее по щекам.
Подумаешь, наложат твоему Джеки пару швов, едва не отвечаю я, но в последний момент сдерживаюсь.
— Все будет хорошо, — заявляю я уверенно. — А если ты беспокоишься насчет того, что случилось вчера вечером, — брось! Это действительно ерунда. Все образуется.
— Надеюсь, — говорит она и морщится. Кит всегда хочется казаться сильной, но сейчас она не может с собой справиться. Я слышу, как она негромко всхлипывает.
— Ну, что случилось, дружок? Что тебя беспокоит? — спрашиваю я как можно мягче.
— Нет, я не беспокоюсь, честно! Мне просто хочется, чтобы это поскорее закончилось. Нам было очень хорошо втроем, и я была по-настоящему счастлива, но... Нет, я понимаю, что у папы есть долг перед родиной, есть что-то такое, чего он не может не делать, и все-таки я... мне бы очень не хотелось его потерять, — сбивчиво объясняет она.
— Ничего с ним не случится, — говорю я.
— Откуда ты знаешь?
— Я многое знаю, — уверенно отвечаю я.
Она улыбается сквозь слезы и крепче прижимается ко мне. Некоторое время мы слушаем, как ветер швыряет валы и со свистом проносится над дюнами. В этом разгуле стихий есть что-то величественное, и понемногу Кит успокаивается.
— Это Трахнутый виноват, — произносит она сердито. — Из-за него все началось!
— Да, он нехороший человек, — поддакиваю я с готовностью.
Кит смотрит на меня. Ей хочется говорить со мной откровенно, но она не решается.
— Моей маме здесь бы понравилось. Она любила море, просто с ума по нему сходила, и мечтала жить где-нибудь на побережье, — говорит Кит.
— Откуда она была родом?
— Откуда-то с Лонг-Айленда. Думаю, она жила где-то рядом с заливом, пока не переехала в Бостон.
— Там ты и выросла?
— Да. В городе. Папа часто говорил, что хочет перебраться куда-нибудь поближе к морю. Но только не на Кейп-Энн. Его он терпеть не может. Здешние места ему всегда нравились больше: он считает, что здесь, на Северном побережье, все намного проще и понятнее. Мы уже собирались переехать, но тут мама заболела этой своей злокачественной лимфомой, и... и нам пришлось остаться, чтобы быть поближе к больнице. Мы переехали, только когда она... когда ее...
Я знаю, Кит, мысленно твержу я. Знаю!
Мне хочется произнести это вслух, но я только плотнее прижимаю ее к себе. Огромная черная туча опускается на остров и скрывает сначала ее дом, а затем и противоположный берег реки.
Кит дрожит.
Тело умеет разговаривать не хуже языка, и, не произнося ни слова, мы с Кит говорим друг другу многое. Она глядит мне в глаза. В ее взгляде — доверие и, возможно, что-то еще. Зародыш чего-то большего.
98 
