72 
Картечный залп из трех стволов, каждый из которых выплевывал ведро жребия, снес и земляное чудище, и первые ряды басурман. Затем стрельцы начали пальбу из ручных пищалей — и заставили идущие по улице татарские сотни попятиться назад.
Но степняков было слишком много, тысячи и тысячи против трех сотен русских. Они обошли баррикаду по соседним улицам, окружили защитников, и стрельцам осталось только продать свою жизнь как можно дороже. Где-то еще дальше молча рубились против незваных гостей боярские дети, но и их было слишком мало…
* * *
«Гость дорогой», как время от времени называл полоненного князя веселящийся Девлет-Гирей, по-прежнему валялся в шатре бея со связанными руками, босой и с кровоточащим плечом. Сами татары, в ожидании окончания штурма, съели на двоих целого ягненка, и теперь попивали кофе, горький аромат которого перекрывал даже вонь подмокших войлочных подстилок и вареного мяса.
— Они про нас забыли, — не выдержав, предположил толстяк. — Чернигов — богатый город…
— Я специально Аяза послал, — ответил бей, впрочем, без особой уверенности в голосе. — Он преданный нукер и получил от меня немало наград.
— У меня даже телохранители сбежали, — пожаловался толстяк. — Вроде бы, они понадобились русскому, но я думаю, что соврали.
— Их можно простить, — улыбнулся Гирей. — Ради таких дней и живут истинные ногайцы.
Наконец полог шатра откинулся, внутрь вошло несколько воинов, волочащих за собой двух женщин с накинутыми на шею петлями.
— Это они, Гирей-бей, — сообщил сотник. — В доме княжеском прятались. И слуги признали.
— Ага, — оживившись, поднялись на ноги и Девлет, и Кароки-мурза. — бабы княжеские.
— Софья, — узнав дочку, заерзал на коврах Андрей Васильевич, — откуда вы…
— Иди к бею, — дернув за веревку, выдвинул вперед четырнадцатилетнюю девчонку воин.
— Ага, — скользнув по ней взглядом, прошел мимо Девлет-Гирей. — Стало быть, это княжна, а это княгиня. Ну что, попробуем княжьего тела?
Он ухмыльнулся и вытянул из висящих на поясе ножен короткий нож.
— Нет!!! — выпучив от ужаса глаза, забилась на веревке женщина, но удерживающий ее воин, рванув к себе аркан и, перехватив полонянку за волосы, вынудил ее замереть.
Князь, отвернувшись, закрыл глаза.
Гирей, запустив лезвие под воротник, провел им сверху вниз, с шелестом разрезая несколько слоев ткани, и захохотал, указывая пальцем на обнаженную жертву:
— Вы посмотрите, Кароки-мурза, какая уродина! И что это тут у тебя за тряпочки? — татарин подергал за соски обвисшие после многих родов груди, потом постучал по ним снизу вверх пальцем, подкидывая вверх лоскуты кожи. — Она повесила себе пустые бурдюки!
Собравшиеся в шатре воины засмеялись.
— Вот и хватай после этого княжеских женщин, — с притворным разочарованием развел руками бей. — Даже развлечься получается не с кем. Вы не желаете, Кароки-мурза?
— Я что, нормальной девки себе найти не могу? — чуть не обиженно сморщил губы османский наместник. — Выбрось ее. Скорми собаками.
— Ну, — острием ножа приподнял подбородок княгини татарин, — кизяк собирать еще может. Продадим по дороге в Крым какому-нибудь нищему кочевнику. Может, коли задешево, так и купит. Тут же собакам все равно жрать нечего!
Воины опять расхохотались.
— Ну, а эта девка как?
Девлет подошел сзади к Софье и располосовал сарафан уже на ней. Одежда поползла вниз, и стоящие рядом нукеры торопливо сорвали ее, чтобы не застряла в рукавах.
— Папа! — дернулась полонянка, пытаясь прикрыть руками наготу.
— Софья! — Андрей Васильевич перекатился на живот, попытался встать. — Отпустите ее!
Девлет-Гирей протянул руку, потискал упругие груди только-только созревшей девушки, запустил пальцы ей между ног.
— Нет, не надо! Папа! Папочка-а… — княжна заплакала, а руки татарина продолжали тем временем по-хозяйски ощупывать ее тело.
— Оставьте ее! — Андрей Васильевич снова попытался встать, и снова безуспешно.
— А вот эта мне уже нравится, — Гирей-бей скинул халат и принялся распутывать завязку штанов. — Ай, нравится! Ну-ка, опустите ее. Я возьму ее сзади.
— А-а! — взвыла Софья, которую с помощью веревки вынудили наклониться вперед, после чего несколькими ударами раздвинули ноги. Ощутив прикосновение мужской плоти, она дернулась с неожиданной в хрупком теле силой: — Папа-а! Папочка-а-а!!!
72 
