Особенно,... 
71 
Судя по кривой речи, Белей-паша перешел с местного языка на старославянский, чтобы его понимали привезенные с севера пленники. Олегу было всё равно. Без заклятия он не понял бы ни того языка, ни другого. Заклятье… Воспользоваться колдовством, освободить всех и перебить работорговцев? Но какой прок от его знания без снадобий, инструментов. С голыми руками разве глаза можно отвести, да и то ненадолго. Банальный приворот сделать — уже какая-нибудь еда или питье нужны. А уж про более сложные обряды и говорить нечего. Так что здесь он точно такой же раб, как и все остальные. Его будут приобщать к цивилизации старым как мир способом. Он станет вкалывать от зари до зари за кусок лепешки и глоток воды, а хозяева тем временем будут валяться на коврах, жрать персики и рассуждать о науке и философии.
— Гоните их в загон, — вернулся к родному языку торговец. — Айра, принеси еще чая с лепестками. И рубленых червяков. — Он присел у пруда, пустил руку. Карпы тотчас повернули к ней, начали тыкаться в пальцы. — Ай, мои толстопузики. Сейчас покушать вам дам.
У двери, на которую указали невольникам, на всякий случай стояли двое воинов с внушительного вида ятаганами. Внутри оказалось довольно обширное помещение со множеством лежаков. Правда, на тюфяки или хотя бы сено хозяин поскупился. Окон было всего два — узенькие щели под самым потолком, но здесь это показалось и к лучшему. Света снаружи проникало вполне достаточно, зато летний зной почти не ощущался. Вслед за рабами Махмуд внес большое корыто, с верхом заваленное абрикосами, поставил на один из лежаков, а потом пошел от невольника к невольнику, распутывая руки. Освободив четверых, вернулся к двери и постучал:
— Якуб!
Его выпустили. Оставшиеся в загоне рабы стали дальше развязывать друг друга, потом подступили к фруктам:
— Глянь, здесь уж поспело всё. Ягоды нормальные подали, не гнилье.
Голодные, к тому же уставшие от однообразной пищи, невольники быстро умяли содержимое корыта. И только ведун после того, как ему развязали руки, убрался к самому дальнему топчану, уселся на нею, привалившись спиной к стене и закрыв глаза — однако его всё так же сверлил насквозь мертвый взгляд Даромилы.
Вскоре к невольникам опять заглянул Махмуд, из-за спины которого предупреждающе выглядывали обнаженные стальные клинки, подманил двух ближних пленников, увел с собой. Спустя пару минут они вернулись с большущим подносом, на котором горой лежала рассыпчатая рисовая каша, припахивающая мясцом. Люди смогли наконец-то вдосталь поесть. По обычаю, выстроившись в очередь, за неимением ложки они хватали еду руками, тут же отходили в сторону и, подъедая белые, чуть липковатые крупинки, снова пристраивались в хвост очереди, чтобы опять прихватить себе горсть снеди.
— Эй, ведун, а ты чего сидишь? — окликнул Олега кто-то из прежних знакомых.
— Не хочу…
Три дня рабов никак не тревожили, не выгоняли ни на какие работы — только кормили кашей, лепешками, абрикосами и курагой. Иногда в рисовую кашу подсыпали изрядно изюма, иногда — какие-то орехи. Пару раз на обед приносили тюрю, сваренную на густейшем мясном бульоне. Олег же, не в силах избавиться от наваждения, за всё время так и не прикоснулся ни к чему. Невольники заметно повеселели: «цивилизованное общество» начало казаться им не таким уж страшным, как вначале. Утром четвертого дня Махмуд даже принес им два бурдюка пахучего красного вина, которое бывшие ратники с восторгом пустили по кругу. Затем пленников стали звать по одному за дверь — видимо, связывая на улице руки за спиной.
Середин пошел одним из последних. От слабости у него кружилась голова, но ведуна это только радовало: чем быстрее иссякнут силы и остановится сердце, тем скорее он избавится от мук совести, от потустороннего взгляда еще живого человека. Тем скорее увидит прекрасную Мару и перейдет наконец-то зачарованный Калинов мост.
— Э-э, а с этим что такое? — уперся в грудь Олега пухлый палец торговца. — Махмуд, что вы с ним делали? Да за него не то что двадцати динаров, двух никто не даст!
— Прости, господин, — подобострастно склонился слуга. — Мы не мешали отдыху урусов. Видать, они сами лишали его пищи.
— Проклятье! Урусы, кто вы есть не кормил… Хотя какая разница? Уводи их, торг ждать не станет. А этого обратно загони, откармливать придется… Долго откармливать, проклятье… Всегда с этими урусами не так.
71 
