Эсталер сосредоточенно кивнул.
— Двойняшка? — уточнил он.
— А вы откуда знаете? — спросил Адамберг, как всегда изумляясь неожиданным догадкам бригадира.
— Я читал книгу Лагард, она там пишет о «внутренней стене». Я отлично это запомнил. Я все запоминаю.
— Ну так о том и речь. У нее раздвоение личности. Можете перечитать книгу, — добавил Адамберг, у которого так и не дошли до нее руки. — Я только забыл название.
— «Две стороны одного преступления», — сказал Данглар.
Адамберг взглянул на Ретанкур — она в который раз просматривала снимки медсестры, изучая мельчайшие детали.
— Мне некогда от нее защищаться, — сказал он ей, — да и неохота. Я не знаю, откуда ждать опасности, как она будет выглядеть и где соломки подстелить.
— Как она убила охранника?
— Воткнула ему вилку в глаз. Да она и голыми руками убить может. Лагард, а она неплохо ее знает, полагает, что эта дама особо опасна.
— Возьмите себе телохранителей, комиссар. Оно разумнее будет.
— Ваш щит надежнее.
Ретанкур помотала головой, словно взвешивая степень важности задания и безответственности комиссара.
— Ночью я бессильна, — сказала она. — Не буду же я спать, стоя у вашей двери.
— Ну, — сказал Адамберг, беспечно махнув рукой, — за ночь я не беспокоюсь. У меня одно кровожадное привидение и так уже бродит по дому.
— Да что вы? — поразился Эсталер.
— Святая Кларисса, павшая под ударами дубильщика в 1771 году, — доложил Адамберг не без гордости. — По прозвищу Молчальница. Она обирала стариков и резала им глотки. В каком-то смысле она конкурентка нашей санитарки. Так что если Клер Ланжевен ко мне и сунется, то ей сначала придется иметь дело с Клариссой. Тем более что она отдавала особое предпочтение женщинам, точнее старухам. Как видите, я ничем не рискую.
— Кто вам все это наплел?
— Мой новый сосед, коллекционный однорукий испанец. Он потерял правую руку в гражданскую войну. Говорит, лицо у монашки сморщенное, как грецкий орех.
— И скольких человек она зарезала? — спросил Мордан, которого очень развеселила эта история. — Семерых, как в сказках?
— Именно.
— А вы-то сами ее видели? — спросил Эсталер, сбитый с толку усмешками коллег.
— Это легенда, — объяснил ему Мордан, по привычке чеканя слоги. — Никакой Клариссы на самом деле нет.
— Так-то оно лучше, — успокоился бригадир. — У испанца, что ли, не все дома?
— Ну почему. Его просто укусил паук в отсутствующую руку. И она зудит вот уже шестьдесят девять лет. Он чешет пустое место, но в определенной точке.
Появление официанта привело в чувство разволновавшегося было Эсталера — он вскочил с места, чтобы заказать на всех кофе. Ретанкур, не обращая внимания на грохот посуды, продолжала рассматривать фотографии, а Вейренк что-то говорил ей. Он забыл побриться и сидел со снисходительным и расслабленным видом мужика, который занимался до утра любовью. Глядя на него, Адамберг вспомнил, что упустил Ариану, уснув на полуслове. Свет, сочившийся сквозь витражи, зажигал несуразные цветные огоньки в пестрой шевелюре лейтенанта.
— Почему ты должна прикрывать Адамберга? — спросил Вейренк у Ретанкур. — К тому же в одиночку?
— Так уж повелось.
— Понятно.
— Ну что же, госпожа, вам суждено добиться,
Чтобы себя раскрыл невидимый убийца.
Я буду вам служить, пока не вышел срок:
И с вами победить — и пасть у ваших ног.
Ретанкур улыбнулась ему, оторвавшись на мгновение от снимков.
— Вы всерьез? — прервал его Адамберг, пытаясь скрыть свою холодность. — Или это просто поэтический порыв? Не хотите ли помочь Ретанкур в ее благородной миссии? Подумайте, прежде чем ответить, взвесьте все за и против. Это вам не стишки сочинять.
— Ретанкур сама чемпион в своем весе, — вмешался Ноэль.
— Заткнись, — сказал Вуазне.
— Вот именно, — сказал Жюстен.
Адамберг вдруг подумал, что в их компании Жюстен играл роль аронкурского разметчика, а Ноэль — агрессивного оппонента.
Официант принес кофе, и наступила передышка. Эсталер серьезно и аккуратно раздал чашки, сообразуясь с личными вкусами каждого. Все привыкли к этому и не мешали ему.
— Я согласен, — сказал Вейренк, слегка поджав губы.
— А вы, Ретанкур? — спросил Адамберг. — Вы согласны?
Ретанкур посмотрела на Вейренка ясным и безразличным взглядом, словно проверяла — пользуясь, судя по всему, совершенно определенной меркой, — насколько он способен ей помочь. Она напоминала сейчас торговца, оценивающего скотину, и осмотр этот был столь откровенным, что за столом воцарилось неловкое молчание. Но Вейренка эта процедура не смутила. Работа есть работа, к тому же он тут новенький. По иронии судьбы, он сам напросился защищать Адамберга.