120 
Кеган выпрямился, медленно отнял руки от мрамора и только потом повернулся к ней лицом. Морриган увидела, что он плачет, протянула руку, машинально двинулась к нему, но не сумела ничего понять по лицу скульптора и не решилась дотронуться до него. Ее ладонь вяло опустилась.
— Неужели ты не поверила тому, что я тебе говорил сегодня?
Слова кентавра дали ей слабую надежду. При этом выражение его лица оставалось таким отстраненным, что она не осмеливалась коснуться Кегана.
— Я знаю: твои слова были правдивыми, но не могу сказать, как ты относишься ко мне теперь, после того, что случилось с Каем.
— Он мертв.
Это заявление придавило Морриган тяжелым грузом.
— Мне очень жаль, Кеган.
— Ты знаешь, почему я плакат?
— Потому что горевал о Кае и Мирне. — Она взглянула на знакомую мраморную колонну, видневшуюся за его спиной.
— Не совсем так. Я дотронулся до мрамора, ощутил в нем образ Мирны, вспомнил о тебе и не смог вынести того, что ты убежала.
— Не от тебя, а от тех слов, которые говорил про меня Кай.
— Тебе следовало бы остаться. Вместе мы справились бы.
— Но разве ты не считаешь, что я воплощаю зло? — Морриган охватила дрожь.
— Конечно нет, — сердито ответил Кеган. — Как ты могла такое подумать?
— А как же утверждения Кая?
— Видимо, тебе следует рассказать о том, что произошло между вами сегодня днем.
Морриган посмотрела в глаза Кегану и приняла решение: «Я поверю в любовь».
— Думаю, мне следует все рассказать. Потом ты, возможно, и сам это поймешь.
— Для начала иди ко мне, мое пламя. Если я сейчас же до тебя не дотронусь, то сойду с ума.
Морриган сдавленно всхлипнула и бросилась к нему в объятия. Ее тут же обволокло его теплом и запахом. Любовь к нему ничего не исправила и не изменила. Она просто сделала все остальное не столь тяжким. Морриган прижалась к Кегану и вздохнула. В первый раз она по-настоящему поверила в то, что они были созданы друг для друга, как части единого целого.
Он чмокнул Морри в макушку, уткнулся в нее носом и заговорил:
— Если Богиня предназначила нас друг другу, то это не значит, что в трудную минуту кто-то из нас может сбежать.
— Бывает, что тебя наполняет темнота, но это не то же самое, что ПМС.
— Как?
Морриган засмеялась, не отнимая головы от его груди, и продолжала:
— Неважно. Проще говоря, неистовое зло и раздражение, вызванное женскими проблемами, — разные вещи.
— Никакая темнота тебя не наполняет. Что же касается твоего раздражения, то я к нему привык.
— Но я ведь не все время бешусь. — Морриган посмотрела на него снизу вверх. — А откуда ты знаешь, что у меня внутри?
Кеган взял ее лицо в свои ладони и ответил:
— Ты наполнена светом, а не тьмой.
Морриган уставилась в его глаза. Ей так хотелось не сомневаться в нем, что она даже ощутила боль в груди.
«Быть может, я ему и поверю, но только после того, как он узнает все».
— Мне нужно присесть, а потом я должна рассказать тебе правду о себе.
Он не попытался обратить все в шутку. Вместо этого Кеган с серьезным видом кивнул и запечатлел на ее щеке легкий поцелуй.
Скульптор указал на один из полудюжины удобных кожаных стульев и предложил:
— Выбирай любой. Ты будешь говорить, а я — расхаживать.
— Даже не присядешь?
— Мне лучше думается, когда я хожу. Ты еще к этому привыкнешь.
Словно демонстрируя сказанное, он подошел к деревянному столу, на котором стояли два кувшина, ваза с фруктами и несколько бокалов.
— Выпьешь? — спросил Кеган и плеснул в бокал красного вина.
— Нет. Я хочу сохранить голову ясной, но от воды не откажусь, — ответила Морри и уселась подальше от мраморной глыбы.
— Значит, воды. — Он наполнил другой бокал из второго кувшина и принес ей.
Она жадно выпила, только сейчас поняв, что у нее пересохло во рту, потом прокашлялась и начала рассказ:
— Во-первых, хочу, чтобы ты знал: я всю жизнь ненавидела ложь и всегда старалась придерживаться правды, если могла.
— Ты говоришь так, будто тебя принуждали лгать.
— Порой мне это кажется. Даже Биркита решила, что таков наш единственный выход, и я с ней согласилась.
— Так она знает правду?
— Значительную ее часть.
— Рассказывай, — велел Кеган.
Морриган изложила все, начиная с рождения и необычного детства, заканчивая днем, когда она оказалась в алебастровых пещерах и открыла в себе чудесные способности. Потом она поведала о своих родителях и о дедушке с бабушкой, которые таковыми не являлись, о том, как однажды ночью узнала от них правду, распсиховалась и убежала в пещеру.
120 
