Дайди провёл рукой по стволу и легонько постучался, как в дверь гостеприимного дома, где ему всегда рады. Показалось, что дерево признательно вздохнуло, как огромная собака, которую хозяин погладил и почесал за ухом.
— Кстати, учёный дедушка Олим так и не поверил в летающего осла! — рассмеялся Диван-биби. — А людоедов на гавайском острове принял за кошмарный сон, хотя я подарил ему верёвку, которой его привязали к дереву. "Да мало ли что за верёвка! — возмущался дедушка. — Что она доказывает? Уверен, это лженаучная верёвка!" Ему так легче жилось. Когда ничего не перечило его любимой науке, дедушка Олим чувствовал себя вполне счастливым. У каждого своё счастье, как и своя лень. Как говорится, кому счастье, а кому ненастье!
Диван-биби погрустнел, будто над головой его задержалась тучка, а лицо занавесил дождь.
— Знаешь ли, когда хоронили дедушку Олима, мир его праху, — поклонился дайди земле, — я увидел высеченные на могильных камнях годы жизни усопших. И глазам своим не поверил! Получалось, что на кладбище — одни младенцы и дети, не старше десяти лет!
Что же стряслось в этом маленьком селении? Эпидемия? Землетрясение?!
"Бог с тобой, внучок, — отвечала мне бабушка. — Какие младенцы? В наших местах все долгожители. Твоему дедушке Олиму исполнилось девяносто девять! А теперь погляди, что выбито на камне, который он сам приготовил незадолго до смерти!"
Я слова не мог вымолвить и стоял ошеломленный. "Здесь нет ошибки, — вздохнула бабушка, опираясь на мою руку. — У нас в кишлаке такой старинный обычай — на могильных камнях выбивают только годы, прожитые в счастье. Вот видишь, у дедушки Олима за девяносто девять лет жизни набралось семь счастливых. И это не так уж и мало! — закивала она головой. — У многих, посмотри, всего — го несколько месяцев полной и радостной жизни. А всё остальное время — какая-то пустота, непонятно что. Так, существование!"
Когда мы возвращались с кладбища, пели птицы, стрекотали цикады, цвели деревья, налетал свежий ветерок, и мир был переполнен жизнью. Тогда я сказал себе, что каждый миг этой жизни, горестный или весёлый, — всё равно счастье!
Моя маленькая бабушка шла рядом, держа меня под руку, и тихо улыбалась. Я понял, что она вспоминает дедушку Олима. Видит его лицо, слышит его голос. "Он часто рассказывал о полёте на белом осле! — посмотрела на меня бабушка снизу вверх светлыми глазами. — О людоедах, о возвращении на платане! Нет-нет, он ни во что так и не поверил, но говорил, что это был один из самых счастливых дней его жизни.
Представляешь! — хохотал Олим. — Нас, вероятно, принимали за НЛО! А я всегда утверждал, что никаких НЛО не существует в природе! Всё это атмосферные явления — игра облаков и преломление солнечного света. Как, впрочем, и сам белый осёл! — Бабушка всхлипнула. — Да я с ним и не спорила. О чём, внучок, спорить-то, когда у меня на заднем дворе в покинутой летающей тарелке — оранжерея с одного бока, а с другого — курятник. Олим бывало удивлялся, какие яйца наши куры несут, не меньше страу-синых. Любил он яичницу". — И бабушка, обняв меня, горько заплакала.
Много ли, думал я, наберётся счастливых дней у моей бабушки? Возможно, и не так уж мало! Она всю жизнь любила дедушку Олима. И до сих пор любовь в её душе. А где любовь, там счастье рядом…
Дайди Диван-биби дунул, и тучка, что висела над его головой, рассеялась. Он огляделся, будто проверял, все ли на месте, и подмигнул рыжему ослику:
— Так что, уважаемый садовник, ваш дедушка Буррито был неопознанным летающим ослом! Короче — НЛО! По-моему, хорошая, достойная судьба. Мы с ним дружили много лет. И этот богатырский платан любил его, как сына. Верно?
И дайди запрокинул голову, прислушиваясь к мелодичному лиственному перезвону. Как будто некто невидимый в обширной кроне платана тихо перебирал нежные струны.
Огромная Cекунда жизни
— А он был счастлив? — спросил Шухлик. — Мой де душка.
Дайди подвёл его к холмику, заросшему белыми лилиями.
— Вот здесь покоится Буррито — один из самых счастливых ослов в мире. До конца дней своих он летал, как птица. Даже когда совсем одряхлел, перемахивал потихоньку с ветки на ветку, забираясь на вершину платана, откуда подолгу любовался садом и окрестной пустыней. Ты можешь гордиться таким ослом-дедушкой!
Шухлик понюхал белые лилии.
Они едва заметно трепетали — вот-вот вспорхнут и разлетятся по ночному саду, как светлячки.