ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Во власти мечты

Ооооочень понравилась книга! >>>>>

Ваша до рассвета

Классный романчик! Читать! >>>>>

Жестокость любви

Почти вся книга интересная. Только последние 15-20 страниц не очень. >>>>>

Больше, чем гувернантка

Понравился роман, но немного скомканный конец ...жаль ..задумка хорошая >>>>>




  8  

– Правильно рассуждаешь, Котляревский, класть некуда, – военврач первого ранга снял очки, сунул в нагрудный карман халата. – В резерве у меня библиотечная комната, превращенная вами черт-те во что, часть коридора от ординаторской до процедурной да собственный кабинет. Все верно, Котляревский, верно... – И сказал решительно: – Тогда пошли оформляться на выписку, боец Котляревский.

И быстро направился в сторону своего кабинета. Потрясенному Спартаку ничего не оставалось, как догонять эскулапа. Спартак отказывался что-либо понимать. Дурака, что ли, товарищ доктор валяет? Или переутомился? Ведь у него операция за операцией, немудрено... Но тогда совсем уж непонятно, почему завотделением занялся Спартаком лично. Даже, похоже, собственноручно собирается оформлять бумаги, когда единственное, что от него требуется – это подпись под документами, заполненными лечащим врачом... Создавалось впечатление, что главная забота нынче у завотделением – легкораненый Спартак.

Все эти странности и неясности порождали легкую тревогу.

На рабочем столе Шаталова уже лежала заранее приготовленная медкарта больного Котляревского. «Час от часу не легче, – подумал Спартак. – Выходит, он заранее собрался меня выписывать и просто спектакль ломал. Зачем, позвольте спросить?»

– Чего встал? Стул придвигай и садись, – военврач обошел стол, взял медкарту, вновь нацепил очки. – Значит, Котляревский Спартак Романович?

Опять дурацкие вопросы. А то, можно подумать, костоправ не в курсе.

– Так точно. Он самый.

– Сын Романа, выходит, – раздумчиво протянул Шаталов, барабаня пальцами по медкарте.

Не, верняк, заработался доктор. Спит, видать, мало и все больше урывками. Но он, Спартак, он-то тут при чем?

– А отчество своего отца знаешь?

– Это-то зачем?

– Затем, что ты – больной, я – врач. Военный врач, прошу заметить. А ты всего лишь рядовой Красной Армии, временно поступивший в мое распоряжение, и обязан выполнять все мои приказания. Причем без обсуждения.

Шаталов поднял взгляд, посмотрел на Спартака поверх очков в круглой металлической оправе.

– Отца звали Роман Аркадьевич Котляревский, – как можно спокойнее проговорил Спартак.

– А маму как зовут?

Котляревский наклонился вперед, сказал почти ласково, будто он был врачом, а Шаталов – беспокойным пациентом:

– Слушайте, меня же в руку ранило, а не в голову. В карте все написано...

– Ну да, читал, – Шаталов, напротив, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди. – Еще у тебя обморожение пальцев ног и бронхит. А вот про то, как зовут твою маму, в карточке ни слова.

– Вот именно. Там только то, что должно вас интересовать, – Спартак встал. – Разрешите идти?

Ему самому непонятно было, с чего он вдруг взъелся на беззлобного, в общем-то, айболита, но раздражение накатило нешуточное. Либо выписывай, либо перестань кота за хвост тянуть!

– Марианна Феликсовна, кажется? – спросил военврач. – Хотя с отчеством мог и напутать...

Спартак замер.

– Допустим.

– У нее еще родинка здесь вот, – Шаталов коснулся пальцем левой щеки. – Садись, прыгун. Тебе как-никак покой прописан.

Он достал из стаканчика карандаш, нерешительно постучал кончиком по зубам.

– Тут вот какая петрушка, боец Котляревский. По всему получается, я был знаком с твоим отцом. Все сходится. Имена, даты... В пятнадцатом году мы вместе с Романом Котляревским ушли добровольцами на фронт, на империалистическую. Познакомились в эшелоне по дороге на фронт. Вместе служили, он по связи, я по медицинской части. Когда нас прижали, его отряд попал в плен к германцу. Это было... дай бог памяти... в апреле шестнадцатого. Аккурат в те дни, – он постучал согнутым пальцем по обложке медкарты с ФИО и датой рождения, – когда ты появился на свет. Больше я с твоим отцом не встречался... И не слышал о нем ничего.

Последнюю фразу доктор как-то странно отделил от остальных фраз, словно споткнулся перед ее началом, думая, ступать или не ступать дальше, говорить или не говорить, но все же сказал. Спартак насторожился. Разговор нравился ему все меньше и меньше. А доктор между тем смотрел на него выжидательно. Ничего не сказать в ответ было бы невежливо.

– Я никогда не видел своего отца, – сказал Спартак осторожно. – Из германского плена он так и не вернулся. После того как с фронта перестали приходить отцовские письма, мать принялась выяснять, что случилось. Ей сперва отвечали, что пропал без вести, потом сказали, что отец в плену, потом настал семнадцатый, и в той круговерти точно узнать что-либо о человеке стало невозможно. Вот, собственно, и все, что мне известно. Получается, не больше, чем вам...

  8