Макдауэлл телеграфировал в Вашингтон: «Бой проигран. Спасайте Вашингтон и остатки этой армии. Переформировать бегущие войска не удастся». Он задержался со своим штабом где-то поблизости, собрал офицеров, и они решили обороняться – вот только их солдаты тем временем голосовали ногами, драпали так усердно, что занять оборону оказалось некому…
Вашингтон оказался беззащитен. Генерал Стентон, будущий военный министр, считал положение столицы безнадежным: «Захват Вашингтона выглядит неизбежным: на протяжении понедельника и вторника он мог быть взят без сопротивления. Поражение, бегство и деморализация армии были полными».
Новый главнокомандующий северян Макклеллан, срочно заменивший с позором снятого Макдауэлла, примчавшись в Вашингтон, застал безрадостную картину: «Я вообще не нашел никаких приготовлений к защите. Войска даже не были расположены на боевых позициях. Ни один полк не был расположен в лагере соответствующим образом, ни одна дорога не охранялась. Всюду был хаос, и улицы, отели, бары были переполнены пьяными офицерами и солдатами – совершеннейшее столпотворение. Многие даже разошлись по домам, и их бегство с Булл-Рана закончилось в Нью-Йорке, Нью-Хэмпшире или в Мэне. Ничто не могло помешать маленькому кавалерийскому отряду войти в город. Решительная атака, без сомнения, привела бы к захвату Арлингтонских высот и отдала бы город на милость батареи нарезных орудий. Если сепаратисты придавали хоть какое-то значение владению Вашингтоном, они совершили величайшую ошибку, не воспользовавшись плодами своей победы при Булл-Ране» (99).
Южане плодами своей победы не воспользовались – еще один аргумент в пользу утверждения, что у них не было захватнических планов. Армия Борегара так и осталась на месте, не сделав ни единой попытки закрепить успех. Почему так произошло, сегодня понять трудно. Скорее всего, как часто случается, не нашлось кого-то одного, решительного, который рявкнул бы: «Вперед!» По многочисленным воспоминаниям ветеранов, южане были безмерно удивлены своей сокрушительной победой и никак не предполагали, что впереди, в Вашингтоне, их ожидают не подготовленные к обороне позиции, а полностью деморализованные толпы…
Вполне возможно, южная кавалерия, ворвавшись в Вашингтон, могла бы одним ударом закончить всю войну. Это не столь уж безумное предположение: в его пользу свидетельствуют многочисленные реалии тех дней. Армии у северян практически не существовало. Бегство из столицы президента и министров нарушило бы управление и теми скудными военными силами, что уже имелись. Непременно воспрянули бы духом сторонники Юга, которых на Севере имелось немало, и оживились бы те северяне (их тоже было немало), кто стоял за мирный договор. Словом, шансы на завершение войны одним ударом были велики… К тому же Юг был бы еще более воодушевлен взятием неприятельской столицы – а иностранные державы, не спешившие официально признавать Конфедерацию, перед лицом столь кардинального изменения ситуации могли и поменять свою позицию…
Марк Твен
Однако произошло, как произошло. Южане отступили от Потомака…
Единственным из северян, кто не поддался панике во время отступления, оказался человек штатский, тот самый фотограф Мэтью Брэди. Он-то как раз остался на месте со своей неподъемной камерой и сделал массу уникальных снимков драпающего северного воинства. Потом бегущая толпа опрокинула его фургон, и Брэди, заблудившись, трое суток плутал по окрестным лесам, таская с собой громоздкие фотопластинки – в то время изрядно весившие квадраты толстого стекла. Вернувшись в Вашингтон, он проявил снимки… и они, почти все, исчезли навсегда. Историки предполагают, что фотографии были тогда же уничтожены военным министерством, отнюдь не заинтересованным в распространении столь неудобной «наглядной агитации»…
Война раскрутилась, как вырвавшаяся из часов туго свернутая пружина. После первого крупного сражения пути назад не было ни у одной из сторон…
В Миссури добровольцем в армию южан записался молодой лоцман речного парохода с Миссисипи по имени Сэмюэль Клеменс – которого мир впоследствии узнает как великого писателя Марка Твена. Любопытно, что поначалу, во время президентских выборов 1860 г., Клеменс держал нейтралитет – не поддержал ни Линкольна, ни сторонников отделения Юга. Но потом с ним произошло то, что и со многими уроженцами Юга, – образно выражаясь, родина позвала…