«Юнион пасифик» свое урывала по-другому: она создала целую сеть подставных компаний, производивших рельсы и прочее оборудование, и «покупала» все необходимое сама у себя, переплачивая ровно вдвое – поскольку денежки были получены от государства. Выстроенная «Юнион пасифик» дорога обошлась в 94 миллиона долларов – реальные затраты составили 44 четыре миллиона, а остальные 50 куда-то таинственным образом запропастились, – по странному совпадению многие законодатели в Вашингтоне, от которых как раз и зависело выделение субсидий железнодорожным магнатам, резко разбогатели…
Это были еще цветочки. Вскоре после окончания войны железнодорожные воротилы расшалились настолько, что принялись вести собственные войны. Мистер Гульд и мистер Морган долго боролись за полный контроль над одной из железных дорог, но, когда все махинации с акциями и юридические споры зашли в тупик, первый господин попросту с помощью своей вооруженной винчестерами и кольтами братвы захватил один конец дороги, а второй – другой. После чего из пункта А вышел поезд, битком набитый вооруженными джентльменами, а из пункта Б ему навстречу поспешал другой – с подобными же пассажирами. Встретившись где-то посередине, начали оживленную дискуссию. Патронов у ребят Моргана, надо полагать, было запасено побольше, и они выиграли, заставив противника бежать… (139).
Ну, а параллельно, пусть и не такими поразительными темпами, набивали свои карманы телеграфные компании. Бизнес был доходнейший: новая линия уже через три месяца окупала расходы на ее прокладку, а потом начинала приносить чистый доход.
И «железнодорожникам», и «телеграфистам», чтобы получать новые барыши, позарез требовались обширные земли Юга. Именно за прибыли этих сукиных котов, а не за «идеалы свободы» северные солдаты и гибли…
Никакими такими идеалами и не пахло вовсе. Те романтики, что с началом «благородной войны против подлых рабовладельцев» ожидали, что президент издаст указ о полном и окончательном освобождении всех американских негров, все больше убеждались, что события разворачиваются в противоположном направлении. Вскоре после начала войны государственный секретарь США Сьюард поручил всем послам США заявить соответствующим правительствам следующее: «Чем бы ни кончилась война, в любом случае исключено, что какой-нибудь класс в США изменит свое положение: рабы останутся рабами, а хозяева хозяевами». Северные высокопоставленные генералы Макклеллан и Батлер особо предупредили рабов на Севере и на Юге: «Если они предпримут какие-нибудь шаги, чтобы добиться освобождения, все их попытки будут пресечены огнем и мечом». На занятой северными войсками части Виргинии по плантациям разместили гарнизоны федеральных войск – чтобы негры не вздумали бунтовать против плантаторов (43). А когда в первый период войны случались вышеописанные мятежи чернокожих, их старательно подавляли северные войска. Есть теперь какие-то сомнения относительно истинных целей северной агрессии против Юга?
Уже через четыре месяца после начала войны пострадал тот самый Фримонт, с которым читатель уже знаком. Когда загремели пушки, пользовавшегося некоторой популярностью в народе опального вояку реабилитировали, вновь призвали на службу, извинились за все прошлые обиды и даже присвоили генеральский чин, назначив командующим федеральными войсками в штате Миссури. Простодушный Фримонт, классический идеалист и романтик, всерьез принял всю пропагандистскую болтовню о «подлых рабовладельцах». Не дожидаясь указаний сверху, он собственным приказом объявил, что все рабы, принадлежащие мятежникам, отныне – свободные люди.
В Вашингтоне поднялся жуткий переполох. Наивного генерала, принимавшего за чистую монету пропагандистские выверты, решено было немедленно уволить. В Миссури срочно отправились ревизоры, чтобы что-нибудь накопать: нельзя же было убирать популярного генерала просто так…
С прискорбием нужно упомянуть, что Фримонт, как и многие прекраснодушные идеалисты, сам казенных денег не трогал – но вокруг него кормилось немало практичных ребят, подсовывавших генералу на подпись разные интересные контрактики, по которым получали из казны тройную прибыль… Так что долго копать не пришлось.
Ну, а поскольку в Большой Истории трагическое сплошь и рядом тесно переплетено с комическим, отставка Фримонта обернулась сущей комедией. Согласно тогдашним правилам, Фримонт не считался уволенным из рядов, пока не принял в собственные руки приказ об отставке. Разобиженный Фримонт заперся у себя в доме, никого не принимал, а прислуге велел посторонних не пускать. Так он просидел с неделю. Потом у черного хода постучался обаятельный молодой человек в штатском, который, сверкая улыбкой, показал кухарке корзинку с морковкой-капустой и осведомился: