Зря он ее поймал, подумала Дорси.
Адам тяжело вздохнул и взглянул на часы.
— Черт побери! — пробормотал он. — Похоже, эта вечеринка никогда не кончится!
9
Гости разошлись далеко за полночь.
Заглянув в библиотеку — посмотреть, как Мак справляется с посудой, — Адам невольно подумал, что никогда еще не видел ее такой усталой. Кажется, за последние дни она похудела и осунулась. Неудивительно: днем вкалывает в «Северне», вечером — в «Дрейке», в промежутках корпит над диссертацией — есть от чего переутомиться! Работа, работа, работа — и никакого просвета!.. Странно, никогда бы не подумал, что у них с Мак есть что-то общее!
Но Адам своей работой наслаждается; а Мак, несомненно, рада была бы избавиться от кучи утомительных обязанностей. И зачем она так выматывается? У Адама все ясно: он в поте лица своего зарабатывает деньги, а затем наслаждается своим богатством. И не испытывает ни малейших угрызений совести, когда покупает себе очередную безумно дорогую машину, музыкальный центр или еще какую-нибудь мужскую игрушку. Все, что у него есть, честно заработано: он не тратит наеебя ни копейки из семейного состояния.
Что же касается Мак…
Странно: живет она гораздо хуже, чем, судя по всему, зарабатывает. Ни собственной квартиры, ни машины. Едва ли проводит отпуск на курортах (если вообще когда-нибудь берет отпуска). А ведь преподавателям в «Северне», насколько ему известно, очень прилично платят, да и клиенты «Дрейка» не скупятся на чаевые. Куда же она девает деньги? Да и зачем работать на износ, если твоя мать живет в шикарном районе и одевается, словно модель с обложки «Вог»? Странная семья, интересно, какие у них с матерью отношения?
— Выпей со мной, Мак, — услышал он свой собственный голос. — Мне кажется, тебе не помешает выпить.
Мак поставила в ящик пустые бутылки и выпрямилась, усталым жестом убирая с лица упавшую пряди волос. Рыжие волосы ее, как обычно, были стянуты в тугую косу — как мечтал Адам ее распустить! «Скоро, — сказал он себе. — Уже скоро».
По крайней мере, она ослабила галстук, расстегнула две верхние пуговицы и закатала рукава. Адам невольно улыбнулся при виде этой картины.
— Не стоит отказываться, — улыбнувшись, согласилась Мак
Достав широкий стакан, она положила туда льда, плеснула немножко «Джонни Уокера» и долила содовой.
Адам вздохнул, разочарованно покачал головой.
— Ты пьешь виски, как барышня.
— Не оскорбляй женщин. — Она поднесла стакан к губам.
Он усмехнулся:
— И не думаю. Хорошо, ты пьешь виски, как никудышный мужичонка. Что за цыплячья порция? Да еще и разбавленная. — Помолчав, он добавил:
— Что ж, по крайней мере, ты не пьешь ничего… — он поморщился, — розового. Быть может, я неисправимо старомоден, но выпивке не идут пастельные цвета.
— В следующий раз, — лениво заметила Дорси, — ты пожалуешься на феминизацию баскетбола.
— Уже жалуюсь, — ответил Адам.
— Как, ты отказываешь женщинам в священном праве напяливать идиотскую форму и проливать семь потов, неизвестно зачем гоняя по полю мяч? — Она ласково улыбнулась. — А я так надеялась, что наконец-то встретила разумного и просвещенного мужчину!
Дабы похоронить ее надежды, Адам сделал хороший глоток неразбавленного виски.
— Вы, женщины, все у нас отбираете, — проворчал он.
— Ах, бедный! Подожди минутку — возьму платок, утру скупую женскую слезу.
Он рассмеялся.
— Я серьезно. Ты не читаешь мои ежемесячные обзоры в «Жизни мужчины»?
— Я не читаю «Жизнь мужчины», — немедленно откликнулась Дорси.
— Врешь, — улыбнулся он. — Прочитываешь от корки до корки. Я же только и слышу, как ты критикуешь наши материалы!
— А тебя жаба душит? — невозмутимо заметила Дорси. — Не нравится, когда женщина лезет в ваш мужской мир?
— Вовсе нет, — честно ответил он. — Что бы там обо мне ни говорили, я не шовинист, не сексист и не самодовольная свинья.
Дорси насмешливо вздернула брови.
— Сенсация! Побегу звонить на телевидение!
— Это правда, — отсмеявшись, серьезно прот должал Адам. — Я никогда не думал, что мужчины в чем-то лучше женщин.
Она не отрывала от него пристального взгляда, задумчиво водя пальцем по ободку стакана. Это простое движение словно загипнотизировало Адама. В горле у него пересохло, и он залпом опрокинул в себя остатки виски. Однако крепкий напиток не усмирил его, он разогрел еще больше.