82 
— Спасена своим корсетом, — проговорил он. — Стрела не достала до тебя, Дамарис. Не прошла сквозь планку.
Она попыталась было сесть, но тут же снова вскрикнула и побледнела.
— Тише, — придержал он ее. — От удара могла сломаться кость. Дай я посмотрю.
Дырка в вышитой розами рубашке показывала, где была стрела. Под разрывом планка была согнута углом. Теперь он понял.
— Вы, женщины, экипированы лучше многих солдат, но боюсь, несколько щепок воткнулось в тебя. — Он подозревал, что они были как маленькие деревянные кинжалы. — Как, по-твоему, это их ты чувствуешь?
— Возможно. И тупую боль, — прошептала она.
— От удара. — Он молился, чтобы не была сломана грудная кость. Стрела, выпущенная из лука, может быть огромной силы, но этот маленький дротик, должно быть, от миниатюрного оружия.
— Я хочу отнести тебя в дом, но если попытаюсь поднять, щепки могут вонзиться глубже. Лучше разрезать корсет.
— Какой напор.
— Еще немного, и я заподозрю, что ты подстроила все это, чтобы пофлиртовать со мной.
Ее губы задрожали в нерешительной насмешливости.
Он, как мог, придерживал середину, разрезая корсет и рубашку под ним, но все равно чувствовал и слышал, как она вздрагивала. Как хирург, производящий ампутацию, он спешил, но когда приподнимал середину, чтобы посмотреть на рану, действовал очень медленно.
Кровь. Достаточно, чтобы напугать, если бы он только что не был на грани ужаса. Куски дерева торчали из ее тела.
Она схватила его за запястье:
— Перестань! Больно.
— По крайней мере ты уже можешь жаловаться громче. — Он наклонился, чтобы заглянуть под корсет, стараясь не думать о том, что склоняется к ее груди. — Зазубренные края с обеих сторон воткнулись в тебя, любимая, но они не слишком длинные. — Он выпрямился, чтобы посмотреть на нее. — Делать нечего — надо просто вытащить их, или будет еще больнее, когда я понесу тебя.
— Тогда вытаскивай.
Он выдернул перед корсета из ее тела. Она только сдавленно охнула и побелела. Крови стало больше, свежей, алой, поэтому он поднял ее юбки, отрезал полоску от рубашки и сложил ее в несколько раз, чтобы приложить к ране. Она снова вскрикнула и схватила его за руки.
— Щепки, — сказал он, расстроенный из-за того, что не может уберечь ее от боли. — Сейчас я понесу тебя в дом.
Он вытащил свою булавку для галстука, воспользовавшись ею, чтобы стянуть края ее рубашки и хоть немного прикрыть совершенную грудь: бледный, крепкий холмик, увенчанный красивым розовым соском.
Она не для него. Но будет жить. Этого достаточно. И кто бы ни сделал это, очень скоро он будет гореть в аду.
Фитц обхватил ее руками и встал. Он видел, что ей больно, но она не издавала никаких звуков, только сказала:
— Щепки. Я чувствую себя так глупо.
— Не стоит. Ты могла умереть.
— Но почему? Что случилось? Что это было за оружие? Он положил стрелу в карман для дальнейшего изучения и быстро понес ее к дому и безопасности.
— Дротик, вероятно, выпущенный из маленького лука. Я видел такие штуки. Они достаточно маленькие, чтобы спрятать под одеждой, но могут быть смертельными.
— Но кто станет желать моей смерти?
У Фитца не было времени подумать. Когда он вошел в холл, то, кажется, понял, кто убийца. Тот, кто должен унаследовать состояние Дамарис.
Дженива поспешила навстречу им.
— Я послала за доктором! Эш с вдовой. — Она вытаращила глаза: — Дамарис? Ты в порядке?
— Стрела попала в планку корсета. — Фитц приостановился. Теперь, когда самое страшное было позади, облегчение грозило раздавить его. — Милостью Божьей она избежала смерти.
— Слава Богу! Я была уверена...
— В нее воткнулись щепки, которые надо вытащить, — сказал он, призвал на помощь все свои силы и понес Дамарис наверх.
Дженива поспешила вперед, чтобы открывать двери. Когда Фитц положил Дамарис на кровать, она сняла с нее накидку и прикрыла грудь одеялом. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, испытывая непреодолимое желание отвести выбившиеся пряди волос с ее лица, но понимая, что его самообладание висит на волоске.
— Вне опасности. Благодаря тебе.
— Как видишь, я не смог уберечь тебя. — Когда девушка пошевелилась, он посоветовал: — Лежи тихо, пока щепки не вытащат.
Он не мог оставаться здесь во время этой процедуры, но не желал покидать ее. Он понимал, что в доме ей ничто не грозит, но все равно ему хотелось быть рядом.
— Почему я? — спросила Дамарис. — Я была с опущенным капюшоном. Никто не мог принять меня за Джениву.
82 
