Особенно,... 
95 
– Господи… – протянул Шкряба, и по тону Бестужев понял, что партия ими выиграна. – Да зачем вам этот сморчок понадобился?
– Быстро, Шкряба, быстро! – грозно поторопил Мигуля. – Меня ты знаешь, а господина ротмистра вскорости узнаешь тоже… Это, – он кивнул на пол, на загадочный предмет, – да еще вдобавок оскорбление величества… Ну?
– Ванька в Овсянке, у Демида… – глядя в стол, вымолвил Шкряба. – Затаился там и деться никуда не должен…
– Ну, смотри, – удовлетворенно сказал Мигуля, поднимая с пола похожий на щипцы предмет. – Если соврал – пустим по Владимирке, как паровоз по рельсам, и надо-олго… Всех тебе благ!
– Чем вы его так застращали? – спросил Бестужев на улице.
– А вот… – Мигуля грузно залез в пролетку. – Извольте полюбопытствовать. Не доводилось прежде видеть?
На внутренней стороне лопаточек этих странных «щипцов» Бестужев сразу рассмотрел изображения обеих сторон серебряного двугривенного – четкие до идеальности.
– Вот в эту дырочку металл заливается, – пояснил Мигуля. – Продукт умелых рученек наших мазов, сиречь мошенников первой руки. И получается, доложу я вам, столь убедительная монета, что темный мужик не сразу и отличит, да и человек из общества примет за настоящую. Не люблю я, признаться, этаких методов, какие только что продемонстрировал, но обстоятельства таковы, что миндальничать и неудобно как-то. А вы молодцом, господин ротмистр, с маху подхватили мою мысль и хорошо подыграли, у него сердце в пятки ухнуло, хоть и храбрился, уж я-то его знаю, тварюгу, как облупленного…
…Мигуля хлопнул по плечу извозчика:
– Феденька, останови тут. С нами не ходи, справимся. Сделаем, господин ротмистр, так…
Во исполнение плана Бестужев открыто, посреди улицы подошел к невысокому заборчику, постучал кулаком в калитку, и, когда во дворе залилась бдительным лаем рыжая собачонка, встававшая на задние лапы на длинной брякающей цепи, а за отдернувшейся занавеской мелькнула чья-то физиономия, закричал:
– Открывайте, полиция! Кому сказано?
Продолжая барабанить кулаком в калитку, услышал сквозь яростный собачий брех и лязг цепи, как на другой стороне дома звонко распахнулось окно, послышался стеклянный дребезг – кто-то выпрыгнул столь поспешно и неосторожно, что выбил при этом стекло. Бестужев остался на месте, но стучать перестал. Потом из огорода послышалось:
– Порядочек, господин ротмистр, дело сделано!
С другой стороны дома показался пристав Мигуля, влекущий перед собой без всяких усилий человека с заломленными за спину руками. На ходу пристав громко и весело комментировал:
– Ишь, в окошко прыгать вздумал, нервная натура! Огорчительно мне, что этот народец нас до сих пор за дураков держит… – Чтобы не проходить в опасной близости от злившейся шавки, он лихо и непринужденно выломал пинком кусок забора, вывел пленного сквозь образовавшуюся дыру. Обернулся к окошку, за которым все еще маячила перекошенная физиономия: – Демид, ареопаг ты драный! Живи уж пока! Ты нас не видел, а мы тебя не видели… Шагай в пролетку, Ванька, с шиком поедешь…
– Ермолай Лукич, – спросил Бестужев, когда они поместились в пролетку, стиснув боками безропотно повиновавшегося пленника. – Откровенно вам скажу, меня несколько удивляет ваш лексикон… Ламехузы, ареопаг… Давеча, когда я попал к вам, кариатидой меня обозвали…
– А это с умыслом-с, – охотно пояснил Мигуля. – Уголовный наш народец страсть как боится непонятного. Если будешь посылать его по привычной матушке хоть в сорок четыре загиба – не произведет впечатления. А вот словеса сложные, ученые, насквозь непонятные, из толстых книг взятые, наших вибрионов пугают не на шутку. У сынишки берешь любой учебник – и в момент наколупаешь полезных словечек. Помню, бился я с одним мазуриком, ничего поделать не мог, а потом – как осенило. Хочешь, говорю, сучий ты потрох, я тебе сейчас со всем старанием заделаю неорганическую химию? Вот тут он и поплыл, враз раскололся… Непонятное пугает, хе-хе.
Ну, вот только Ивана свет Федулыча, господина Тутушкина, на такую уловку не возьмешь, он как-никак гимназию с грехом пополам кончил, в ученых словах кое-как разбирается. Но, смею думать, господин ротмистр, два не самых недотепистых человека, каковы мы, уж придумают что-нибудь не менее эффектное, а?
– Безусловно, господин пристав, – ответил Бестужев.
Он моментально подхватил тактику Мигули – переговариваться через голову Тутушкина с видом полного безразличия к последнему, словно его и на свете нет, словно и не сидит меж ними в тряской пролетке ни живой, ни мертвый. Что в полиции, что в охранном тактика эта применялась с одинаковым успехом, поскольку сплошь и рядом давала плоды, заставляла клиента нервничать пуще…
95 
