– Возьми-ка ты лучше муку и неси ее, – сказал он Габбету. – А топор отдай мне.
Габбет, смерив взглядом его тщедушную фигуру, муку все же взял, но топор отдал своему дружку Сандерсу. В этот день они осторожно пробирались между морем и холмами и сделали привал у ручья. После долгих поисков Ветчу удалось собрать пригоршню ягод. Половина горсти была съедена сразу, вторая оставлена впрок.
На следующий день они подошли к морю, и, по мере того как они двигались к северу, остров Марии исчезал из виду, а с ним и опасность быть замеченными в подзорную трубу. Вечером, разделившись на две партии, они добрались до привала. В перерывах между голодными спазмами каждый думал: неужели мое лицо так же ужасно, как у остальных, а глаза так же налиты кровью?
На седьмой день Боденхэм отказался идти – так сильно у него болели ноги, и Гринхилл, с жадностью взглянув на ягоды, посоветовал ему отстать. Тот был очень слаб и потому доверился словам товарища, к полудню следующего дня отстав от группы. Заметив его отсутствие, Габбет отправился на поиски и появился через час, толкая перед собой несчастного ударами и пинками, как овцу, загоняемую в овчарню. Гринхилл пробурчал что-то о лишнем рте, но Верзила бросил на него такой устрашающий взгляд, что тот замолчал. Ворон вспомнил, что Гринхилл уже сопровождал Габбета в прежнем побеге, и почувствовал себя не в своей тарелке. Он намекнул о своих сомнениях Сандерсу, но тот только рассмеялся. Было очевидно, что между тремя существует какое-то соглашение.
Был девятый день их свободы; солнце, поднявшись над песчаными дюнами, поросшими колючим кустарником, озарило шестерых изголодавшихся людей, проклинающих бога и все же боящихся смерти. Вокруг них простирался бесплодный, лишенный тени, бесприютный буш. Над ними нависало безжалостное небо. Вдалеке синело равнодушное море. Должно было произойти нечто страшное. Эта серая пустыня и серое небо словно таили в себе чудовищные тайны.
Ветч предположил, что Устричная бухта находится недалеко, к востоку от них, – линия побережья очень обманчива, – и, хотя это отклоняло их от курса, они решили двинуться в этом направлении. Проковыляв миль пять, к бухте они не приблизились и, полумертвые от голода и усталости, в отчаянии опустились на землю. Ворону показалось, что глаза Габбета сверкают совсем по-волчьи. А Гринхилл во время какого-то невеселого разговора вдруг сказал:
– Я так слаб, что мог бы съесть кусочек человечьего мяса.
На десятый день Боденхэм опять отказался сдвинуться с места, и другие, тоже едва державшиеся на ногах, сели в кружок вокруг него. Гринхилл, глядя на распростертого товарища, медленно произнес:
– Я уже видел, ребята, это и вкусом оно напоминает свинину.
Услышав, как его одичавший товарищ выразил то, о чем втайне думали все, Ворон закричал:
– Это же убийство! Да и кто будет это есть?
– Не беспокойся! – с усмешкой ответил Габбет. – Только мы все должны приложить к этому руку.
Габбет, Сандерс и Гринхилл отошли в сторонку; затем Сандерс, подойдя к Ворону, сказал:
– Он засекал людей до смерти. Теперь пусть получает.
– Ну так и Габбет тоже порол! – содрогнувшись, возразил Ворон.
– Да, но у Боденхэма ноги больные, – пояснил Сандерс, – а бросать его просто так глупо.
Около трех часов утра Ворон услышал, как кто-то крикнул: «Господи!» – и проснулся в холодном поту.
Той ночью до мяса никто, кроме Габбета и Гринхилла, не дотронулся, но эти двое развели костер, бросили на горящие угли какие-то страшные куски и съели их, не дав им даже поджариться. Утром обезображенный труп был поделен между всеми.
В этот день шли молча, и на полуденном привале Корнелиус взялся нести котелок, сказав, что после обеда он почувствовал прилив сил. Ветч дал ему котелок, и через полчаса после этого Корнелиус исчез. Габбет и Гринхилл отправились его искать, но вернулись ни с чем, проклиная все на свете.
– Сдохнет, как собака, в зарослях, – сказал Гринхилл.
Но проницательный Ворон понял, что Корнелиус просто предпочел такую смерть той, что была ему уготована позже.
Двенадцатое утро было сырым и туманным; Ветч, видя, что провиант истощился, стремился ободрить людей, рассказывая истории о людях, которым удалось выйти из более опасных положений. Он понимал, что он самый слабый из всех оставшихся, и не без мрачного юмора находил утешение в том, что он и самый худой.
В полдень они подошли к речонке и до ночи искали брод, но их поиски не увенчались успехом. На следующий день Габбет и Ворон переплыли речонку, и Ворон велел Габбету срубить длинное молодое деревце и перебросить его через речонку, чтобы и остальные, ухватившись за него, могли переправиться на другой берег.