100 
Наконец это ему удалось – он оторвал руку от земли, согнул ее в локте и навел на Костю револьвер. Рука у него ходила ходуном, дуло прыгало, а когда Эдик попытался взвести большим пальцем курок, и вовсе мелко затряслось, прямо как отбойный молоток. Костя снова наклонился, смахнул револьвер в сторону, как муху, прижал сжимавшую оружие кисть к земле и для верности наступил на нее коленом.
– Что, сучара черномазая, кончилось твое время? – злорадно спросил Костя, выдирая из нагрудного кармана Эдиковой куртки туго набитый кожаный бумажник. – Хватит, покуражился, теперь моя очередь. А скажи, классно вас москвич уделал? Автоматами обвешались, вояки... Вам бы только ишакам хвосты крутить, уроды! Куда вы прете против русских, быдло?
Ловко орудуя здоровой рукой, он снял с шеи Эдика золотую цепь, сорвал с левого запястья часы – тоже хорошие, дорогие, даже лучше, чем были у Гамлета, – забрал мобильный телефон и распихал все это богатство по своим карманам.
– Вот и все, – сказал он, без труда выворачивая из ослабевших, испачканных пылью пальцев поверженного врага злополучный револьвер Гамлета. – Финита ля комедия, как говорят итальянцы. Мне пора, а тебе, ара, придется тут остаться. Полежишь, подумаешь, как дошел до жизни такой, что Господу Богу на небе скажешь... Ну, не поминай лихом!
Он поднялся на ноги, снова непроизвольно охнув от пронзившей боли, и навел револьвер прямо Эдику в лицо. Армянин не мигая смотрел ему в глаза; револьвера он словно не видел. Костин большой палец лег на курок и взвел его одним плавным движением. Костя увидел, как с негромким щелчком провернулся барабан, почувствовал указательным пальцем мягкое сопротивление спускового крючка. В этот момент ему почудился еще какой-то металлический щелчок, совсем тихий, будто сквозь вату, но он не обратил на этот звук внимания.
– Помолиться не хочешь? – с ухмылкой спросил он. – Вы же вроде православные?
– А ты? – с огромным трудом прохрипел Эдик и вдруг улыбнулся – вернее, попытался улыбнуться.
Боковым зрением Костя заметил, что Эдик держит левую руку в кармане брюк, и понял, что означала его предсмертная улыбка. Машинально, уже понимая, что это без толку и вообще ни к чему, он спустил курок, почти в упор послав пулю в эту издевательскую, испачканную пылью и кровью улыбку.
В следующую секунду прогремел взрыв, и сразу за ним еще один, когда от детонации взорвалась вторая граната. Костя Завьялов не почувствовал боли, впервые в своей жизни потеряв сознание.
Он пришел в себя примерно через четверть часа. Боли не было, он просто очень замерз, лежа на солнцепеке, и почему-то не мог шевелиться. Сквозь застилавшую глаза мутную пелену он увидел расплывчатые силуэты склонившихся над ним людей. Их было двое, и они переговаривались между собой голосами, доносившимися как будто с другого конца планеты Земля. "Спасатели, – подумал Костя. – Сейчас в больницу повезут. Интересно, что со мной? Машиной, что ли, сбило?"
– Добить? – спросил один из спасателей.
– Делать тебе нечего, – пренебрежительно отозвался другой, – пулю на эту падаль переводить, ствол засвечивать. Сам сдохнет как миленький. Удивляюсь, как это он до сих пор живой – без обеих ног, и все кишки наружу...
– Гляди-ка, смотрит, – с удивлением произнес первый. – Неужели в сознании?
– Какая разница? – нетерпеливо сказал второй. – Все равно это ненадолго. Давай пошли отсюда, пока менты не подвалили. Надо яхту уводить, а то засветимся. Дайверам нашим, кажись, тоже хана. Надо же было вляпаться в такое дерьмо! Все, пошли, пошли, время!
Маячившие на фоне ослепительно синего неба темные силуэты пропали из поля зрения, смотреть стало не на что, и Костя устало закрыл глаза. Некоторое время до него еще доносились шаги и голоса "спасателей", обсуждавших, не рвануть ли им прямо сейчас на Аршаковой яхте от греха подальше в Турцию, а потом вокруг стало тихо. Погружаясь в забытье, из которого ему уже не суждено было выйти, Костя Завьялов попытался припомнить, что же с ним все-таки произошло, но так и не вспомнил. Темнота навалилась на него со всех сторон, и он уже не почувствовал, как жизнь ушла и впиталась в каменистый грунт вместе с вытекавшей из разорванных артерий кровью.
* * *
Как и было заранее объявлено, пресс-конференция началась в пятнадцать ноль-ноль. Это была плановая пресс-конференция, проводившаяся регулярно, раз в полгода, для представителей городских и краевых средств массовой информации, – так, по крайней мере, считалось, хотя краевые печатные издания, не говоря уж о телевидении и радио, обычно не проявляли к этому мероприятию ни малейшего интереса. Да и городским журналистам, если уж говорить начистоту, было гораздо интереснее узнать и растрезвонить читателям, что сказал глава городской администрации на каком-нибудь банкете после третьего бокала или с кем в настоящее время спит его взрослая дочь, и в коридоры власти они обыкновенно входили без энтузиазма, даже если их туда приглашали.
100 
