очень нудно 
52 
Ко всем телевизионщикам, журналистам, кинематографистам она относилась с огромным скепсисом и подозрением. Ввалятся толпой, нашумят, мусора оставят кучу, всю мебель передвинут, а зачем? Ивана Николаевича всякий раз замучат до такой степени, что ему потом приходится неделю таблетки пить.
После встреч с журналистами и телевизионщиками Иван Николаевич всегда был сам не свой, ударялся в воспоминания, перебирал в памяти всех расстрелянных, замученных, уничтоженных советской властью и лично товарищем Лысенко.
– Дело в том, Наденька, – продолжал Лебедев, – что снимают фильм с участием всех известных ученых двадцатого века. Так вот, господин Джемисон спросил меня, не буду ли я так любезен дать согласие поучаствовать в съемках тех фильмов, которые будут рассказывать об открытиях в биологии, генетике.
– Так это будет фильм о тебе?
– Естественно, не совсем обо мне, а о моих открытиях, – чуть опустив седую голову, произнес Иван Николаевич. – А почему бы и нет?
– А что он еще спрашивал? Ведь ты с ним довольно долго беседовал.
– Мистер Джемисон интересовался, о ком из своих учеников я хочу рассказать.
– И что ты сказал ему?
– Наденька, хватит попусту время тратить, я хочу еще немного поработать.
– Надеюсь, ты о Викторе сказал?
Тут старый академик улыбнулся доброй мудрой улыбкой:
– Конечно же, сказал. Я вообще сказал Джемисону, если о ком-то и делать фильм, так это не обо мне, а о Викторе Павловиче Кленове.
– Хорошо, что я в ваших делах ничего не понимаю…
– Что же тут хорошего?
– А ты много понимаешь в том, как сварить щи или испечь блины?
Академик по-мальчишески лукаво покачал головой.
Затем посмотрел на напольные куранты.
– Кстати, как там обед?
– Вот видишь, что бы ты без меня делал? Если бы я тебя не кормила, ничего бы не открыл. Ладно, пойду накрывать на стол, – и Надежда Алексеевна бесшумно покинула кабинет.
Оставшись один, старик погрузился в чтение. Временами на его лице появлялась улыбка, он понимал, что многие данные из справочника, изданного в Германии, уже устарели и относиться к ним можно только как к исходным точкам. В этом же справочнике он нашел ссылки на свои труды еще пятидесятого года, которые вышли в начале семидесятых, почти двадцать лет пролежав в ящике его письменного стола.
Все стены кабинета академика были уставлены книгами. Две стены занимали научные труды, еще одну стену – книги, которые любил читать Иван Николаевич Лебедев.
Он был потомственным русским интеллигентом, одним из немногих оставшихся, так сказать, реликтом.
И родители Ивана Николаевича, и родители его родителей, а также родители супруги были представителями почти вымершего ныне племени тех, кого называют интеллигенцией. Отец академика, Николай Лебедев был знаменитым московским врачом, а его дед – профессором Санкт-Петербургского университета. В квартиру в Столешниковом переулке отец Лебедева вселился еще до революции, в 1911 году, Иван Николаевич родился в ней, вырос и продолжал жить.
Он даже не знал, вернее, не придавал этому значения, каких университетов, каких городов он является почетным доктором, в академиях каких государств состоит почетным и действительным членом. Как считали его ученики, соратники и даже соперники, Иван Лебедев был человеком исключительного везения. Ему удалось избежать лагерей и тюрем, он не подвергался репрессиям, хотя сам для этого ничего специально не предпринимал. В шестьдесят лет он стал членом академии наук бывшего Советского Союза; правда, перед этим ему уже присвоили звание почетного академика в Испании и во Франции. Единственной наградой, которой не был на сегодняшний день удостоен академик Лебедев, была Нобелевская премия. Всю жизнь он умудрялся идти на несколько шагов впереди всех, и, – возможно, это спасало его от гнева и немилости власть предержащих. Он успевал проскочить, а репрессии и несчастья обрушивались на головы тех, кто следовал за ним.
Он был лично знаком с такими людьми, о которых без восклицательного знака говорить невозможно. Да, полвека назад Лебедев лично знал Вавилова, Кольцова, Четверикова, Серебровского и многих, кто пострадал после злополучной сессии ВАСХНИЛ в 1948 году. Это случилось почти пятьдесят лет тому назад. Иван Лебедев тогда был еще молодым человеком, его волосы еще не походили на белый снег, глаза блестели, а работать он мог по двадцать четыре часа в сутки.
52 
