У парадного входа стояла дюжина легковых автомобилей и микроавтобусов. Никаких вывесок на фасаде – можно было подумать, что это частное владение, но уж очень запущенным выглядел окружавший дом небольшом парк с обветшалым фонтаном, в котором плавали почерневшие листья. Жившие в этом районе люди помнили, что раньше в особняке находилась какая-то социалистическая контора, занимавшаяся статистикой и сгинувшая вместе с социализмом. Но мало кто знал, что изнутри теперь здание отремонтировано и оборудовано по последнему слову техники. Об этом можно было лишь догадываться, заметив небольшие телекамеры, укрывшиеся между колонн над всеми входами, даже над теми, которые никогда не открывались. Такие же камеры были укреплены на осветительных мачтах фонарей в парке, так что из здания можно было видеть все, что происходит снаружи, оставаясь при этом незамеченным.
Витаутас Гидравичюс остановился на крыльце перед входной дверью – самой обыкновенной на вид, только без ручки. Послышался щелчок, дверь плавно отворилась. В глубине небольшого холла виднелась стойка. В окружении маленьких мониторов, на которых сменялись картинки окружавших дом пейзажей, сидел мужчина в добротном черном костюме, чуть великоватом, зато не сковывающем движения. В стойку был вмонтирован небольшой плоский экран желтоватого цвета.
Гидравичюс привычно положил на него правую руку и подождал. Вспыхнул яркий желтый свет, как на ксероксе, когда тот делает копию. Мужчина посмотрел на другой экранчик, на котором сменявшиеся строчки остановились, и вежливо улыбнулся, кивком указав на белую железную дверь, тоже без ручки, с цифровым замком. После того, как Гидравичюс миновал и эту дверь, за его передвижениями охранник, сидевший на входе, уже следил при помощи камер, размещенных в здании.
Делал он это привычно, без всяких эмоций, так, наверное, как следил и за людьми, убиравшими помещения.
В коридоре без окон Гидравичюсу не встретился ни один человек. Было такое впечатление, что дом необитаем, если бы не наполнявшие его тихие звуки. Где-то стрекотали ксероксы, визжали принтеры. Он остановился перед двойной филенчатой, отлично отреставрированной дверью. Бронзовая ручка-рычаг сияла одной стороной, другую покрывала зеленоватая патина. Гидравичюс нажал ручку и вошел без приглашения: его здесь ждали.
Из-за легкого, современного письменного стола ему навстречу поднялся грузный мужчина в сером пиджаке и сером же джемпере с высоким воротом. Выглядел хозяин кабинета как-то по-домашнему, но по уверенной повадке было понятно, что в этом здании он человек далеко не последний.
Он подал руку Гидравичюсу – пожатие было крепким – и предложил по-английски:
– Присаживайтесь.
Гидравичюс устроился в низком кресле, закинул ногу за ногу, скрестил на груди руки, словно бы заслонялся от собеседника. Его портфель, с которым он прилетел в Прагу, остался у охранника на входе – такой здесь был порядок. О деле еще не было произнесено ни слова, но Витаутас уже понял: что-то не так, и не здесь, а в Москве.
– Ну, рассказывайте, – сказал хозяин кабинета.
Гидравичюс встал с кресла, подошел к столу, на котором лежала лишь тонкая кожаная папка без надписей и сложенный сотовый телефон.
– Все выполнено в точности. Кленов застрелен в подъезде своего дома позавчера, в семь вечера.
– А исполнитель? – коротко спросил грузный хозяин кабинета.
– Исполнителя тоже нет, ликвидирован в тот же день.
– Очень хорошо, – сказал мужчина, втягивая голову в плечи.
Некоторое время он сидел, глядя на свои сжатые кулаки, затем левая рука дернулась и легла на жесткую кожаную папку.
– У меня нет оснований вам не доверять, господин Гидравичюс, но нет оснований не доверять и этому. Посмотрите, – он подвинул к себе папку и раскрыл ее.
Поверх бумаг лежала большая фотография, отпечатанная на цветном ксероксе, скорее всего, сделанная фотографом-криминалистом, так как в углу стояли дата и время съемки. И дата, и время полностью соответствовали тому, что сказал Гидравичюс, да он и сам узнал в застреленном Кленова.
– Разрешите, – он подвинул папку к себе и долго всматривался в обезображенное выстрелом лицо. Теперь, когда на лице не было очков, он заметил кое-что, приведшее его в замешательство, и закусил губу.
– Все верно, господин Гидравичюс, теперь вы не ошиблись. Это не Кленов.
– А кто же? – оторопело спросил Витаутас.