ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>




  49  

Чесноков задергался, пытаясь вырвать руку из-под веревок, которые притягивали ее к гнутому подлокотнику венского стула.

– Чего ты дергаешься? Скажи, что знаешь, и вместо гаража окажешься в тропиках.

– Скотина.

– А может, ты?

Рублев понимал, еще совсем немного и он сам сдастся. Он попробовал примерить положение, в котором только что оказался Чесноков, на себе и понял, он сам не сдержался бы, сказал бы все, что знает, а если потребовалось бы, еще и приврал бы с три короба, лишь бы закрылась крышка на плоской коробке со шприцами и ампулами.

– Не дергайся, – вновь проговорил хозяин, – ничего страшного еще не произошло. Ну, вколют тебе яд, так это же не цианистый калий, смерть наступит через двадцать минут. Помни об этом и наслаждайся жизнью, если уж решил ничего не рассказывать. Передумаешь – вот она, твоя спасительная ампула, – он достал ее из коробочки и поставил на губки слесарных тисков. – Только учти, ампула у меня одна, за другой далеко посылать – в город. Упадет, разобьется – пеняй на себя.

Уже почти ничего не соображая от ужаса, Чесноков ерзал на стуле, а перед ним стоял охранник со шприцем в руке, с иголки которого свисала крупная капля абсолютно прозрачной, отливающей серебром жидкости.

Наконец Александр сумел упереться носками ботинок в пол. Стул качнулся на ножках и завалился на бок. Никто не спешил его поднимать.

– Ну что ж, умирать можно и лежа, – послышался хриплый голос. – Коли!

Охранник склонился и молниеносно воткнул иглу в руку Чеснокова. Тот закричал так, словно бы его прижгли каленым железом. Поршень шприца медленно подошел к отметке ноль.

Александр замер, боясь сломать иголку.

– Отсчет времени пошел, – предупредил хозяин, – считай, живешь сейчас минута за год. Все-таки интересно себя чувствуешь, когда знаешь с точностью до минуты, когда умрешь.

Он снял с запястья дорогие часы в металлическом корпусе и поднес их к самому лицу Чеснокова.

– Видишь, тебе девятнадцать оборотов осталось. А мне еще надо успеть ампулу открыть, второй шприц набрать. Пока не расскажешь, противоядие не введут. И помни – второй-то ампулы у меня нет.

Он аккуратно положил часы на пол. Чесноков тут же скосил на них глаза, боясь упустить взглядом стремительное движение секундной стрелки. А хозяин дома подошел к тискам, повернул ручку, раздвигая губки, а затем поставил между ними ампулу и осторожно принялся крутить ручку, сводя стальные губки.

– Осторожно, она же треснет! – надорванным голосом умолял Чесноков.

– А чего ты так распереживался, если не хочешь мне говорить о деньгах? Вот если ты мне расскажешь, то можешь считать эту ампулу своей. Тогда и переживай за ее сохранность.

Чеснокову казалось, что от прерывистого движения секундной стрелки вздрагивает даже бетонный пол. Он смотрел на тонкую, как волосок, стрелку, неумолимо отсчитывающую деления на циферблате. Ему казалось, стоит лишь сильно захотеть, и он сможет остановить ее движение одним взглядом, сумеет остановить время для самого себя, пока не подоспеет помощь.

Но откуда может прийти эта помощь, если пять оборотов из двадцати стрелка уже совершила?

Александр Чесноков мысленно проговорил свое признание. На это ушло ровно двадцать секунд. Значит, и их нужно отбросить.

– Да говори же! – взмолился Рублев. – Говори! Черт тебя подери.

Он понял, что если признается сам, то Чеснокову конец. Никто не станет тогда вводить ему противоядие.

– Говори же! – истошно закричал он и рванулся вперед, напрочь забыв, что привязан к стулу.

Чесноков часто заморгал, посмотрел на него и тут же повернул голову, вновь вперив безумный взгляд в циферблат часов.

– Я все скажу, – внезапно потерянным голосом заговорил он, – все-все.

– Только скорее! Это напрямую касается тебя, – неторопливо ответил хозяин, замерев возле тисков, в губках которых поблескивала стеклянная ампула, такая хрупкая и нежная, что к ней в теперешней ситуации страшно было даже прикоснуться пальцем.

– Деньги привезет.., они прибудут самолетом из Шеннона. Четыре миллиона долларов наличными в купюрах по сто, пятьдесят и двадцать.

– Когда? – последовал вопрос.

– В четверг, где-то около двенадцати ночи он совершит посадку.

– Это пассажирский рейс или грузовой?

– Грузовой транспорт. В Шенноне он примет деньги с Вашингтонского рейса и возьмет курс на Пулково. Быстрее же! Я сказал все!

  49