очень нудно 
51 
– Конечно, сердце, – услышал он насмешливый голос.
– Но ведь это пройдет, это… – Чесноков смолк.
Взгляды: его и бандита – встретились. Уже поняв, в чем дело, но все еще продолжая надеяться на лучшее, Александр пробормотал:
– Это не так…
– Так, так. В первой ампуле был физиологический раствор, а вот во второй – яд. Да, она одна была у меня. Если бы разбилась, ты остался бы жив. Но ведь ты сам просил меня быть с ней поосторожнее, – и мужчина захохотал глубоким грудным смехом.
Чесноков глухо застонал и попытался подняться. Но уже не смог. Единственное, что он сумел, так это несколько раз подтянуться обламывая ногти на шершавом бетонном полу, приблизившись к своему убийце всего лишь на полметра. Но тот сам сделал шаг навстречу Чеснокову, носком ботинка приподнял его голову под подбородок и чуть наклонившись, заглянул ему в глаза.
– Обидно умирать вот так глупо.
– Тебя тоже, когда-нибудь…
Александр хотел еще что-то сказать, но уже не сумел.
Глаза его закрылись, и он завалился на бок.
– Вот какая грустная история случилась сегодня, – хозяин обернулся к Рублеву и развел руками. – Но ничего, он побыл пару минут счастливым, поверив, что смерть миновала его.
Счастье всегда длится мгновение, а потом к хорошему привыкаешь, а от плохого умираешь.
Такова жизнь, тут ничего не поделаешь.
И тут Рублев ощутил: у него нет уже сил сопротивляться, нет сил даже выплеснуть свою злобу. Он боится, боится панически.
– Пару дней ты будешь отдыхать, – сказал бандит, – придешь в себя, в понедельник позвонишь в банк и расскажешь что-нибудь о внезапно заболевшей бабушке, которая собралась умереть в Ярославле. Так что даже если в твоем голосе и послышится слеза, ее отнесут на счет твоей чувствительности.
– У меня нет бабушки, – только и сумел ответить Рублев.
– А кто у тебя есть?
– Брат есть, в Москве, – чисто механически отвечал Андрей.
– Ну так вот, скажешь – брат при смерти, инфаркт его прихватил. Вот ты и поехал. Посидишь у меня заложником, пока не прибудут деньги, а там видно будет.
На этот раз бандит даже не стал ничего конкретного обещать. Дверь гаража плавно пошла вверх.
– Пока он не окоченел, закопайте. Не то потом в яму не затолкаем.
Рублев остался сидеть даже после того, как с него сняли веревки. Сидел и тупо смотрел перед собой на большого паука на стене.
Кто-то подтолкнул его в спину:
– Поднимайся. Бери своего приятеля за ноги и тащи его к яме.
– Да? – Рублев обернулся.
За ним стоял ухмыляющийся охранник. Андрей даже не успел заметить, когда обыскали карманы Чеснокова. Документы и портмоне лежали на верстаке. Там же лежала и связка ключей от офиса, от квартиры. Отдельно рядом лежали заграничный паспорт и билет на самолет.
– Тащи его. Не стану же я мараться!
Рублев, никогда раньше в жизни не прикасавшийся к покойникам, с опаской взял мертвого Чеснокова за руки. На удивление ничего особенного он не почувствовал. Мягкие, теплые ладони… Как и раньше, при рукопожатии, когда они встречались на службе. И он пошел вперед, слыша, как шелестят по бетону, потом по траве каблуки ботинок Александра. Больше его никто не подгонял, не отдавал ему никаких приказов. А он пытался убедить себя, что действует так, как действовал бы оставшись наедине с его трупом Чесноков. Он должен похоронить своего приятеля, похоронить и только.
Ни злости, ни ненависти к нему испытывать нельзя, все было предрешено, он просто не мог не предать его.
Рублеву с трудом удалось уложить грузного Чеснокова на дне ямы так, чтобы тот лежал ровно. Руки он скрестил ему на груди, глаза и так были закрыты, лишь только отвисла нижняя челюсть. Затем Андрей Рублев попытался вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы, но ничего больше, кроме «иже еси на небеси» ему в голову не приходило, хотя он и считал себя человеком верующим. Крестик, во всяком случае, носил – маленький золотой крестик на золотой цепочке. Но он даже не знал – освящен ли тот.
Осторожно, чтобы не увидел охранник, Рублев запустил руку под рубашку и сильно потянул за цепочку. Тонкая золотая проволока легко порвалась, и он сунул свой нательный крестик под рубашку Чеснокову, потому как точно знал, что тот нательного крестика не носит.
«Ему так будет лучше лежать здесь, – подумал он, – ведь я даже не знаю, сумею ли выбраться и похоронить его по-человечески. Крестик – даже лучше, чем заупокойная молитва, которую я не знаю».
51 
